Волчьи игры

Джоне хотелось плакать. Выйти, упасть лицом в пожухлую траву и оплакать эту беззащитную, осиротелую, недолюбленную землю, уставшую от крови и жаждущую заботы пахаря.

– Доктор Сид подозревает дифтерит, тебе нельзя.

При звуке диллайнского имени шурианка поморщилась.

– Еще один перелицованный тив?

– Не исключено, – покорно согласился Рамман. – Но репутация у него хорошая.

– М-да?

– Он уже пятнадцать лет пользует весь Дэйнл и окрестности. И весьма успешно.

– Что ж он до сих пор не вылечил твою невесту?

– Доктор Сид опасается осложнений на сердце. Для тебя дифтерит опасен втройне.

– Я знаю, знаю... – проворчала Джона и подумала: «Найдите мне сейчас в Файристе хоть одного лекаря, не бывшего тивом, и получите от меня золотой оули в награду».

Тем временем Рамман раскланялся с Грэйн и выразил надежду, что родовое гнездо Янамари, дом, где родилась и выросла ее шурианская подруга, придется ролфи по душе.

– Красивый дом, – кивнула эрна Кэдвен и принюхалась.

– Завтрак уже почти готов и будет подан, как только вы соблаговолите, сударыня.

Грэйн ответила удивленным, чуть рассеянным взглядом.

– Да, конечно. Я только приведу себя в порядок. Э... Мы приведем, – уточнила она, кивая на радостно щебечущую с мажордомом Джону.

Юкин целовал бывшей хозяйке ручки и разливался соловьем, а та, в свою очередь, с наслаждением принимала знаки внимания. Право же, так приятно, когда тебя помнят и любят. А уж как греет душу вид родных стен, их незримое тепло, и сохраненное в лихие военные годы богатство тоже впечатляет. Словно не промчалась безвозвратно четверть века. Все так же зеркально сверкает натертый паркет, и позолота на рамах картин почти не поблекла. Оливковый шелк мебельной обивки Рамман благоразумно сменил на очень похожий, но современного качества, а в остальном все по-прежнему – и хрустальные подвески, и резные шкафы, и драгоценные безделушки – все на своих местах.

– Я всегда старался не слишком долго задерживаться в Амалере. Все время тянуло на родину, – ответил сын на невысказанный вопрос, как же ему это удалось. – К тому же предлог самый что ни на есть благовидный – возглавить народное ополчение. А когда хозяйство под присмотром, то ничего не пропадает.

– Ты так и не смог полюбить Аластара, – вздохнула Джона.

– Чтобы его любить, надо быть тобой, матушка.

– Он не виноват, что одержим! – тут же вступилась за возлюбленного шуриа.

– А кто из нас виноват? Ты, с раннего детства узнавшая тяжесть Проклятья, которого ничем не заслужила? Или я, обреченный на жалкое посмертие, лишь только потому...

Он так и не смог высказать вслух наболевшее: «...что выбрала мне в отцы одержимого диллайн», но Джойана и так все поняла. И не нашла достойного ответа. Ибо Рамман прав, но какая же шуриа признает чужую правоту без борьбы?

– Ты путаешь Аластара с Херевардом.

Первенец за словом в карман не полез.

– Немудрено. Это у меня наследственное – ты тоже все время путаешь Аластара с кем-то другим.

Он вырос не менее злоязыким, чем родительница. Но теперь поздно сетовать. Джона и Рамман уже взрослые, они давно на равных – в делах, правах и чувствах, весь вопрос лишь в том, сколь осталось в них любви.

Шуриа вздохнула. Если Янамари-Тай и звало ее, то не для того, чтобы подарить здесь покой и безмятежность. Для чего-то иного.

– Я слишком соскучилась и не хочу ругаться.

– Я тоже, мама, – покаянно молвил сын, целуя ее паучиные тоненькие пальчики. – Но давай не будем говорить об Аластаре?

– Давай, – тут же согласилась Джона. – И о Вилдайре – тоже.

И верно, смысл говорить о тех, кто и так всегда незримо рядом? Пусть себе делят свои взрослые игрушки, свои ружья, пушки и паровозы. Только бы не передрались, как это водится у злых мальчишек.

Элайн эрн Дагэйн леди Конри

Жизнь заговорщицы, конечно, опасна, но зато в ней хватает не только смертельных сюрпризов, но и приятных неожиданностей. Элайн, когда-то сменившая спокойствие, уважение и достаток супруги второго человека в Ролэнси на зыбкие перспективы неприкаянной бунтовщицы, не пожалела о своем выборе ни разу. Даже когда выблевывала душу вместе с ядом, валяясь в луже собственной кровавой рвоты после очередной попытки ее ликвидировать, она не раскаивалась. Никогда, ни за что! Побежден только мертвый, а Элайн покуда была жива. И жизнью своей намеревалась не только рисковать, но и наслаждаться по мере возможностей.

Беглая супруга лорда-секретаря педантично поправила кружевную оборку на пеньюаре и выкрутила побольше фитиль лампы. Работать женщина предпочитала в кабинете, но тайных бумаг своему палисандровому секретеру не доверяла. В спальне, в сейфе надежней будет. Соответственно, и самые секретные свои письма Элайн тоже писала, не отходя далеко от кровати. За расписной шелковой ширмой в углу спальни пряталось скромное ореховое бюро, лампа и письменный прибор. Опять же, и камин рядом, даже вставать не нужно, чтобы сжечь лишнее.