Волчьи игры

А Рамман думал о бледной глазастой девушке, стоящей по ту строну оконного стекла, до половины затканного морозными узорами. Они могли по нескольку часов общаться знаками, с помощью улыбок, пальцев, воздушных поцелуев. В последний раз Рамман слепил для невесты из снега лошадку – толстенькую и неуклюжую.

«Я подарю тебе такую же, но настоящую – белоснежную. Только выздоравливай», – написал он в записке. Илуфэр прочитала и радостно закивала. И впервые за последнюю неделю ее щечки порозовели. Все-таки, несмотря ни на что, это была самая счастливая зима в жизни графа Янамари.

В дороге их нагнал гонец из Дэйнла.

– Ваша светлость, по неотложному делу!

По его словам, горожане пребывали в крайнем недовольстве начавшимся рекрутским набором и повышением цен на муку.

«Проклятый Эск! Неймется ему!» – вскипел раздражением Рамман. Сколь угодно ловкий канатоходец выдохнется, расхаживая столько лет туда-сюда над пропастью, лавируя между лояльностью сюзерену-отцу и законным недовольством им же. Двадцать лет Янамари практически не ведает, что такое по-настоящему твердая Эскова властная десница. И соответственно, не ценит усилий графа, будто все так, как и должно быть.

Теперь вот решили, если пожаловала Джойана, которая полюбовница сразу двух князей, то и рекрутского набора не будет. Как же! Держите карман шире! Аластар спит и видит, как бы заставить Джону вернуться в Амалер.

– Может быть, перенесем встречу с Илуфэр? – спросил Рамман уже из седла.

Гонец догадался прихватить с собой запасную лошадь. Значит, дела в Дэйнле серьезные, требующие срочного вмешательства.

– Не волнуйся, милый, – мурлыкнула шуриа. – Я постараюсь не быть навязчивой.

В подарок будущей невестке она везла жемчужное ожерелье. Жемчуг входил в моду по всему континенту, отчего же будущей графине Янамари не блеснуть в обществе роскошным украшением?

Гладкие, идеальной формы горошинки в бархатном мешочке только и ждали своего звездного часа.

«Ей понравится подарок. И я тоже постараюсь приглянуться девушке из Фирсвита. Вряд ли она хоть раз видела шуриа своими глазами. У меня получится», – настраивалась Джона на скорую встречу.

Когда-то она сумела очаровать двор императора Атэлмара Седьмого, и с тех пор многое изменилось в лучшую сторону. Например, Джойана стала дипломатичнее и терпимее. И умнее.

Карета въехала в распахнутые ворота и покатила прямиком к парадному входу.

«А неплохо устроился этот доктор Сид».

Усадьба когда-то принадлежала семейству Райнов – почти чистокровных ролфи, с которым отец Джоны водил дружбу. Они разорились и продали дом задолго до смерти Элишвы. Так он и переходил из рук в руки, пока не очутился у беглеца из Синтафа.

«Мрачновато, но стильно», – так, кажется, говаривала мать, смешно копируя столичный акцент. Ничего с тех пор не изменилось. Летом, должно быть, дом выглядел веселее, со стенами, увитыми диким виноградом и хмелем. Зимой же черные стволы на фоне серого камня смотрелись жутковато.

– Чего вам тут надобно, милостивая государыня? – спросил слуга в перепачканном углем фартуке.

– Я – будущая родственница госпожи Омид, любезнейший. Приехала навестить девочку.

Истопник нахмурился.

– Карантин у нее.

И дернул подбородком куда-то в сторону. Джона проследила направление. И – точно. Под одним из окон красовалась снеговая лошадка. Точь-в-точь такая же, какую они с Брандом лепили под окнами детской в Янамари-Тай. Рамман болел скарлатиной, и они хотели сделать сыну сюрприз. Смеялись, бросались снежками, валялись в сугробах и бесстыдно целовались.

Все повторяется, и ничего никуда не девается. Теперь вот Рамман лепит снеговые фигурки для возлюбленной, а потом станет так же веселить их с Илуфэр детей.

Счастливо улыбаясь своим мыслям, Джона подошла ближе, погладила лошадку по выгнутой спинке. Если вставить два уголька вместо глазок, то получится еще лучше...

Обернулась медленно-медленно, чувствуя затылком чужой взгляд, обернулась и остолбенела.

Из окна на нее смотрела мертвячка... Северянка с мертвой душой!

Грэйн эрн-Кэдвен

Те, кого позвали за собой Маар-Кейл в темноту, полную ветра и летящего снега, не думают. Ни о чем. Черные гончие богов не ведают ни любви, ни страха, им ни к чему сомнения, и размышления им чужды. Только охота, только вечный бег по горячему следу – сквозь ночь, пронзая время, не считаясь с расстоянием. Для Маар-Кейл что три лайга, что триста – всего лишь один бесконечный миг их призрачной жизни. Бежать, лететь, гнать добычу, не касаясь земли, легкими прыжками с одного крыла ветра на другое...

Люди так не могут. Даже ролфи.

Но тот, кто пошел на зов Маар-Кейл, уже не вполне человек.

«Ты ведь уже бежала с нами однажды, Верная. Поспеши!»

Вожак – нетерпение и азарт, воплощенное в узком хищном теле, шкура чернее самой темной ночи, алые глаза светят сквозь метель что твои фонари – легко трусил вровень с санями. Лошади тоже могут видеть Маар-Кейл, если те того пожелают. Верно, никогда в жизни несчастные кони так не мчались, подгоняемые потусторонним воем лунных гончих.