Волчьи игры

– Прикажи заложить коляску. Мы немедленно едем к твоей невесте, – сообщила она сыну и отправилась в свои покои – одеваться. Разленившаяся до безобразия камеристка мчалась следом, точно лань от охотника, нервно кося глазом на суровую госпожу. – Теплое платье сливового цвета и шерстяную шаль! Немедленно!

– Но, мама, я не могу позволить, чтобы ты так рисковала здоровьем, – скулил под дверью Рамман.

– Предатель! Не мог разбудить меня?!

– Эрна Кэдвен сказала...

На самом деле, Грэйн просто-напросто пригрозила графу кулаком и жестом показала, что сделает при помощи скейна с горлом болтуна.

– Кто хозяин в этом доме? – ядовито полюбопытствовала бывшая леди Янамари. – Коли взялся во всем копировать Бранда, то знай, твой отец взглядом подковы гнул, и никто, уверяю тебя, никто не смел ему слова поперек сказать.

Сложно придумать слова, способные так сильно задеть Раммана за живое, но у милой матушки они всегда находились в самый неподходящий момент. И пока граф глубоко вдыхал и выдыхал, восстанавливая внутреннее равновесие, служанка уложила Джонины косы в прическу, достойную визита к будущей невестке. Пять минут ушло на выбор между рубиновой диадемой и простыми атласными лентами. Шурианка решила, что не должна затмевать собой юную особу. Нездоровье, как известно, не красит никого.

– Мама!

– Какой ты взрослый, мой дорогой, – нежно, но твердо проворковала Джона. – Я все никак не могу привыкнуть к мысли, что ты женишься.

Когда-то давным-давно незабвенный лорд Джафит наставлял янамарскую наследницу – дикарку восемнадцати лет от роду:

«Милое мое дитя, то, что ты считаешь искренностью и непосредственностью, есть вопиющая невоспитанность и полное отсутствие манер. Ты – смешна, ты – нелепа, и ты – неотесана, словно крестьянка. Да, ты не ковыряешься пальцем в носу и умеешь пользоваться столовыми приборами... Допустим, умеешь. Но ты все время кричишь, кривляешься, гримасничаешь. Никто не научил тебя держать в узде чувства, никто не объяснил, как следует вести себя дворянке с твоей родословной. И не нужно реветь! Я все исправлю, обещаю». Так и случилось, и потребовалось всего лишь девять недель, чтобы столь опытный «садовник», каким был императорский сводник, превратил заброшенный пустырь воспитания своей подопечной в ухоженный сад светских манер. Он вообще любил сравнивать свою работу с садоводством.

«Яблоня-дичок растет, как придется, и не требует ни ухода, ни полива, но и дает она крошечные кислые плоды. Окультуренное дерево нуждается в заботе, его прививают, его подрезают, его удобряют, зато и собирают урожай сладких крупных яблок», – повторял лорд Джафит.

«И какие же плоды вы ждете получить от меня?» – мрачно вопрошала Джона, глядя на воспитателя исподлобья.

«Твои сладкие речи и изысканные манеры, которыми ты очаруешь своего будущего супруга, детка».

Что ж, Джойана Алэйя очаровала и Бранда, и Аластара, каждого по-разному. Доказательством стал Рамман. И он тоже не мог сопротивляться аристократическому воспитанию матери, чьим смыслом и целью было получить желаемое, сохраняя достоинство.

– Поехали к твоей Илуфэр, глупенький мой волчонок. Я лишь познакомлюсь, благословлю ваш союз и...

– И?

– И со спокойной совестью займусь нашей доблестной и стремительной эрной Кэдвен.

– Но доктор Сид настаивал на полном карантине.

Рамман все еще надеялся удержать Джону от необдуманных поступков.

– Не думаю, что Вилдайр Эмрис одобрил бы твое поведение.

– Его здесь нет, – фыркнула легкомысленная шуриа.

И граф Янамари, человек серьезный и рассудительный, не выдержал.

– Мама, хоть раз остановись и подумай над тем, что делаешь. Проклятья уже нет, ты обязательно проснешься следующим утром в бодрости и здравии, тебе не нужен риск, чтобы питать твою донджету. Тебе не обязательно играть с огнем, чтобы жить.

Право слово, он успел отвыкнуть от шурианских выходок мамочки, от ее детской непоседливости.

Рамман совершенно запамятовал, как Джойана Алэйя умеет гневаться. И переворачивать все с ног на голову. И бить по самому больному месту без всякой жалости.

– Я нарушила все обещания, данные Вилдайру, и приехала в Янамари к тебе, к твоей невесте, и вместо долгожданного праздника получила непонятные отговорки, кислые лица и проклятия в спину.

Вот так! Словами наотмашь, как это умеют только шуриа.

– Но, мама! Илуфэр больна!

– Даже если она при смерти, я все равно хочу ее видеть. Точка!

Даже снег скрипел под ее каблучками зло и ожесточенно.

Метель закончилась, но дорогу укатать еще как следует не успели, оттого до усадьбы-лечебницы доктора Сида ехали медленнее, чем обычно.

«Скоро Ночь Великих Духов, – думала Джона. – Когда на зов явятся Элишва и Бранд, что я скажу им?» Ей было тревожно без всякой видимой причины. Тревожно, неуютно и тоскливо. В самый тяжелый год, в год, когда умер Бранд Никэйн, ей не приснилось столько кошмаров, как в последние ночи. Напасть какая-то!