Волчьи стрелы

Девица медленно и бережно взяла оба предмета, точно опасаясь их сломать. Немного покрутив перстень в руке, она отложила его в сторону, как товар, что не пришелся по вкусу. Плат же, напротив, заинтересовал ее куда сильнее. Ведунья поднесла клочок ткани к своему прекрасному лицу, прижала к губам и что-то прошептала. Странный свет прокатился по деревянному оберегу, черневшему у нее на груди. «Видать, почудилось», — убедил Яромир сам себя.

— Ты ведь любишь ее, так? — спросила она, придвинувшись так близко, будто собралась поцеловать в губы.

Яромира затрясло словно от лихорадки, его сердце пустилось в галоп, а ноги закостенели.

— Любишь, желаешь и сам себя клянешь, — продолжала она шепотом. — Ведь страсть эта грешна и скаредна, так, молодец? Хочешь, я тебя избавлю от этой грешной любви?

Он ощутил ее дыхание у себя на шее и закрыл глаза, не в силах что-либо сделать или ответить.

— Ну да ладно, к делу! Так зачем пожаловал? Говоришь, развести их хочешь? — голос Далемиры прозвучал уже на небольшом отдалении. Яромир понял, что она отстранилась. Он открыл глаза, смахнул испарину со лба и попытался собраться с мыслями.

— Да, чтобы никогда и ни за что вместе им не бывать, чтобы судьбы их, как две стороны луны, никогда в одну не сложились! И чтобы батюшки их и руки друг другу не подали!

— И все?

— Все! — неуверенно ответил княжич.

— Разве? — переспросила девица с чарующей улыбкой. Мерцающий свет пробегал по ее лицу, искрясь в васильковых глазах и колеблясь в бесконечных ресницах.

— Нет, не все! Хочу….хочу, чтобы он…. никогда счастья не видал! Чтобы ни одна девица с ним не была, чтобы не знать ему ни радости, ни потомства!

— Что же, будет по-твоему, молодец!

— И что же еще от меня надобно для этого? — уточнил княжич.

— Что надобно? Жить, не тужить, да добра наживать. Да ждать, когда воля твоя исполнится, — спокойно ответила она.

— И сколько же ты хочешь за труд свой колдовской? — спросил Яромир, потянувшись за мошной с монетами.

— Не спеши, молодец! Ведь колдовство пока не свершено. А ежели не выйдет?

— А может?

— О том лишь Боги едины ведают. Покуда всегда выходило. Но деньги убери! Монеты, что каменья — тяжело на душу ложатся. Вот свершится отворот, тогда и потолкуем о награде. А нынче не кручинься и иди с миром.

— А ежели я обману, не приду боле, чтобы отплатить за службу? Не боишься, ведунья? — княжич немного осмелел, голос его стал жестче.

— Ты воротишься, молодец, даже не сомневайся в этом! А от любви своей запретной, считай, ты уже излечился.

Колдунья загадочно улыбнулась и снова поклонилась на прощание, растревожив свои великолепные локоны.

Глава 7. Горе-колдовство

Дни пролетали быстрее, чем пожелтевшие листья срывались с деревьев. Время пришло: Святая Варвара готовилась принять под своими сводами очередных знатных молодоженов.

Грозовой тучей, что рухнула с небес на землю, громада хмурилась посреди детинца. Храм словно держал в узде веселье белоснежных церквей, резных теремов и хором, рассыпанных вокруг. Лишь безбожники голуби не питали трепета перед вековой святыней. Облепив полукруглые закомары, на которых покоились своды, бровки[48] над вытянутыми окнами и выпуклые пояса орнаментов, они нахохлились с важностью бояр.

Горе той сеяжской княжне, что дерзнет повенчаться в любом другом соборе: вовек не видать ей здорового потомства. Во всяком случае, так гласило древнее поверье, и никто не смел в этом усомниться. Поэтому свадьба растягивалась не на неделю, а почти на целый месяц. Венчание перед господом, потом — долгий изнурительный путь через лысые леса, отсыревшие седые поля, морщины холмов и рытвины оврагов, деревушки, становища. И все это по каше распутицы, заваренной осенними дождями. Наконец, Господин Великий Гривноград, свадебный пир во дворце жениха. Не многие могли отважиться на такой путь дождливой осенью, но оба князя — и Невер, и Всеволод — сочли промедление непозволительным.

— Расступись! Молодые едут! Молодым дорогу! — раздались крики Борислава, едва слышные в гуле толпы. Как дружка[49] Ладимира, он должен был скакать вперед и предупреждать всех о приближении свадебного поезда. В красной рубахе с жемчужным косым воротом и белом развевающемся плаще, он пролетал над волнами голов, подобно комете.

Вдалеке уже было слышно, как взрывалась толпа, приветствуя многоцветную реку свадебной процессии. Рев подкатывал все ближе, будто наступало многотысячное войско. Сперва показался возок невесты, шедший впереди на небольшом отдалении. Сбруя каурой лошади и дуга над ней были сплошь увешаны лисьими хвостиками и колокольцами. Княжна сидела неподвижно и обреченно. С ее зубчатого, словно верх частокола, серебряного налобника на плечи падали нити крупного жемчуга, а белое атласное платье с «аршинными» рукавами индевело разводами серебра. Рядом с ней расположилась почтенная сваха.