Волчьи тропы

– Просто это вызывает некоторое подозрение. Откуда у нашей семьи столько шкур диких животных? – я пыталась хоть как-то превратить их холодные приказания в дискуссию, постепенно ведущую к моей правоте.

– Мы хорошие охотники, – приподняла суровую бровь Марина.

– Да, но ни у одного нормального человека нет такой дикой тяги к охоте, как у нашей семьи.

– Это потому, что мы волки, Эрика, – сказал Миша и самодовольно откинулся на спинку стула.

– Да. Волки, Эрика, – усмехнулась сестра.

– Эй! Я не это имел в виду, Марин! – вскинулся Миша.

– А ты никогда не имеешь ЭТО в виду, но ляпаешь вечно невпопад! Иногда лучше молчал бы…

Они продолжали кричать, но я их уже не слушала. Охота была моей самой большой страстью и самым огромным стыдом. Я теряла над собой контроль, позволяя себе погрузиться в пучину наслаждения процессом, выпуская на волю все мои дремлющие инстинкты и животную натуру. Долгое выслеживание. Неспешное наблюдение. Наслаждение, когда моя жертва ощущала мое присутствие. Ее страх имел свой сладковатый запах. Погоня, которую я порой искусственно затягивала, то подгоняя, то чуть отпуская жертву. И, наконец, убийство… Когда в твоих руках зверь брыкается и вырывается, бьется в исступлении, страшась смерти… или боли… Когда рассекаешь горло острым лезвием, перебивая артерию… Когда животное начинает истекать кровью, содрогаясь в конвульсиях, и ты наслаждаешься его предсмертной агонией… и когда жизнь постепенно тлеет в его глазах и затихает навсегда… А потом… когда я, наконец, прихожу в себя после содеянного, я ужасаюсь своим поступкам: стыжусь своих чувств, своего наслаждения, своих действий… Что я такое? Кто я, раз способна на такое?

Волки охотятся ради мяса, только ради еды. У них всегда четкий план преследования, загона животных в ловушку и быстрого убийства. Затем они доставляют животных Марине. Она отделяет мясо от шкуры и отдает его обратно. А я… Когда я впервые обнаружила, что охота превращает меня в монстра, я испугалась… Оказалось, я бросала свои жертвы в лесах, где потом их находили другие охотники. Я почти ничего не помнила о процессе и о том, что делала. Только красная пелена, заволакивающая мои глаза, удовольствие, наслаждение, сладостный аромат крови. Это ужасно! Омерзительно! Я омерзительна!

– Мариш, сразу приступай к работе, как кожа будет готова, – строго, но с теплотой проговорил отец, словно не слышал нашего спора. – И, Эрика, ты не сможешь пойти на игру. Мне нужно съездить с шерифом по делам, а тебе нужно привезти кузницу в порядок.

– Но отец… для Миши это важно, я должна пойти!

Он поднял на меня тяжелый взгляд, и я тут же уткнулась в тарелку, ускорив поедание макарон. Внутри меня всё полыхало от ярости и негодования, но я замерла от страха перед гневом отца.

– Миша, как твои успехи с историей? – теперь очередь дошла и до Миши. – Я говорил, что ты будешь играть в футбол, только если подготовишься к экзамену по Истории волков.

– Я всё выучил! Честно, – слишком поспешно ответил Миша, и все разом посмотрели на него, даже я подняла на него удивленный взгляд. – Кое-что осталось непонятным, но… Эрика как раз хотела мне помочь с этим после игры…

Все перевели взгляд на меня, и я снова уткнулась в тарелку.

– Миша, – гневно начал отец, – что я говорил про ложь?

– А почему сразу ложь? – хором спросили мы с Мишей и улыбнулись друг другу.

– А потому что Эрика предпочла готовиться к экзамену по сказкам неней, а не по учебникам! Поверь, она ничем не может тебе помочь!

– Неней рассказала мне больше, чем эти скучные учебники! В их пересказе не было той глубины, что в…

– Это всего лишь сказки… – выдохнул отец.

– В истории волков написано больше сказок, чем рассказывала неней! – я упрямо посмотрела на отца, а он лишь холодно сверлил меня взглядом. Этот спор начался много лет назад, когда еще была жива неней, и до сих пор я продолжаю его, теперь уже в полном одиночестве. Этот спор бессмыслен и бесконечен.

Я не могла сказать ему, что не могу изучать историю волков, если считаю ее неправдой. Однажды я поняла, что книги Черных волков разительно отличаются от рассказов неней. То ли дело было в том, что она была белой волчицей, то ли мои волки намеренно утаивали часть своих «подвигов». Но с тех пор мои знания основаны лишь на рассказах неней. Хотя Миша считает: «Неней нужно слушать вполуха. Она немного не в себе, и, хотя мы ее любим, нельзя так слепо верить ее видению мира». Марина сказала, что, как бы я не отстаивала правду неней, последняя всё равно никогда не полюбит меня как внучку. А Федя возмущался, почему меня вообще вынуждают ходить к неней, хотя мы даже не родственники. В итоге мы сошлись на том, что родители хотели это время провести вдвоем.

– Ты не пересдавала? – удивленно обернулся Миша ко мне, словно не слышал моей тирады по поводу достоверности сказок неней.

– Мне не говорили, что мои ответы не верны! Экзамен я сдала. Я хотела стать опекуном и обучать молодняк, но мне было отказано. Из-за сказок неней? – бушевала я, буравя взглядом отца.

– Рыжик, ты же вроде вожаком собиралась стать? – ухмыльнулся Федор.