Волчья дикость (СИ)

Обернулся, отыскивая Гульнару среди всех нянек, но так и не нашел.

— Госпожа пошла отдыхать, она спит в своих покоях.

СПИТ? Спит, когда наш сын умирает? Рванул в сторону двери, удерживая на руках кричащего младенца, бросился в спальню, распахнул дверь ногой и увидел как Гульнара вскочила на постели, протирая сонные глаза.

— Что случилось?

— Твой умирающий сын кричит? Ты не хочешь взять его на руки? Прижать к сердцу?

— Конечно хочу…я весь день провела с ним. Чем я могу помочь… я пошла отдохнуть!

Она взяла из моих рук нашего сына, взяла как-то неумело, небрежно. Мне захотелось поддержать, чтоб он не запрокинул головку. Малыш закричал еще сильнее.

— Тшшш…тихо, сколько ты будешь кричать! Тш тш тш. Пора успокоится.

Качает-трясет. Ребенок орет еще сильнее. Я не выдержал, отобрал, прислонил к своей груди, покачивая и поглаживая крошечную головку, прикрытую чепчиком. Вынес ребенка обратно в детскую. Качал пока малыш не уснул, посасывая соску.

Я тяжелым сердцем вышел из комнаты, чувствуя, как глаза наполняются слезами, как от бессилия перехватывает горло. Приближается ночь, и я ничем не смог помочь ни Айше, ни своему сыну.

* * *

Я… думаю. У меня есть предположения, можно попробовать. Но я не уверен. Я даже не знаю, как это сказать и… — Говори, как есть. Со мной не надо юлить. Говори прямо. Он явно боится произнести то, что хочет. Склонил голову и мне видно только атласную. Светло-зеленую чалму, а так же его бороду с проблесками седины. — Кровь аксагола — это редкое и особенное лекарство, но в то же время очень хрупкое, очень чувствительное. У нас запасы…мы вывели синтетический аналог, да, нам больше не нужен сам донор….Но я думаю, думаю свежая кровь, настоящая, человеческая могла бы намного лучше усваиваться организмом вашей сестры. Вскинул голову, стиснул руки в кулаки. Одна мысль о том, что проклятую суку приведут в мой особняк, заставила сердце закровоточить. Я сделал все, чтобы выдрать ее из своей жизни, чтобы в ней не было необходимости. — Разве не ты мне сказал, что выведенная тобой формула полностью идентична и может совершенно заменить оригинал? Что изменилось теперь? — Я по-прежнему утверждаю, что аналог уникален, но я подумал, что…

* * *

— Приведите аксагола! — скомандовал я, стискивая челюсти и кулаки. Банахиры переглянулись. Они знали о моем приказе держать сучку изменницу как можно дальше от особняка как прокаженную.

— Привести, обездвижить и дать Айше…Нет, вначале привести ко мне!

И затрясло, и по всему телу прошла адская волна озноба, предвкушения, вены полоснуло как наркотическим лезвием. Сколько времени запрещал себе. И сорвался…хотя мог отправить ее туда с банахирами, даже не видеть. Они выполнят любой мой приказ. Надо будет — вытащат ее сердце и отдадут Айше.

Услыхал шаги по коридору и весь подобрался, весь сжался в тугую струну, в камень, готовый замироточть только от одной мысли, что сейчас увижу ее искалеченное лицо.

Вошла в сопровождении охраны, и я удержался с трудом чтобы не заорать при виде ее ослепительно красивого лица. Без единого шрама.

Взревел, бросился к ней, схватил за лицо пятерней, всматриваясь и не видя ничего кроме прекрасной белизны кожи и огромных голубых глаз.

— На…на ней есть шрамы?

Рявкнул я, обращаясь к банахирам.

— Да, мой господин. Все левая сторона лица искорежена.

— Какого хрена? — выдохнул и провел пальцами по щеке — бархатная нежная кожа. Чеееет! Сука такая! Как же хочется прямо сейчас умереть от одного только взгляда на нее, от адского желания обнять и рвануть к себе, обнять, сдавить своими руками, чтобы ощутить реальность ее присутствия. Голубые глаза наполнены…не ужасом, нет, они наполнены болью и тоской, они наполнены слезами и я ненавижу ее еще больше за этот взгляд. Какого черта я ощущаю эту тоску как свою? Какого хрена мое сердце раздирает на куски?