Волчья дорога (СИ)

— Неа, не убъю, — прорычал он, встряхиваясь и втягивая носом морозный ночной воздух, — висеть потом за такую. На корявом суку. Но проучу на совесть, попадись только.

На лице рядового отливал лиловым роскошный синяк — след от прошлой попытки "проучить" упрямую Катаржину. Багровым, в пол-лица полукругом. Не то чтобы больно — за время службы рядовой Майер и не такое получал. Но обидно, до ужаса. И смеяться приятели будут. Опять. Лес молчал, лишь ветки шумели под ветром. Если и были в этом шуме следы беглянки — непонятно. Не разобрать. Рядовой шагнул вперёд, раздвигая кусты. Ещё одна ветка — длинный, тонкий ореховый прут хлестнул его по лицу. Тот зашипел и выругался— попало неудачно, как раз по синяку.

— Сам дурак, — прошипел он, потирая больное место.

Лес шумел ветками над головой, издеваясь. Рядовой выругался ещё раз, сплюнул и решительно зашагал вперёд, вертя головой и вглядываясь в стелющиеся по земле тени.

— Чёрт, куда же она подевалась? — шипел Майер под нос, проламывая себе путь. По тропе, что шла через лес от их лагеря к стоянке кроатов.

— Вот угораздило же, — шипела, тоже под нос Катаржина, унося ноги от своего благоверного. Ноги у неё были быстрые, стук сапог и ругательства оставались далеко позади. Лес шумел, скрадывая звуки.

— Говорили же дураку, не лезь, когда у меня руки заняты, — думала она на бегу, ловко проскальзывая под очередной веткой, — вот и получил.

Захрустела ветка под ногой. Донеслись до ушей ругательства — сзади, из за спины. Корявый сук хватил по голове. Лесная стена перед глазами разорвалась, Катаржина вылетела на поляну. Сделала по инерции несколько шагов, не смотря по сторонам. За спиной забухали сапоги, донеслись ругательства и тяжёлое дыхание — Майер догонял.

— Угораздило же его под утюг подвернуться, — выругалась Катаржина ещё раз, прибавляя ходу.

— Стой, кто идёт, — чужой окрик хлестнул по ушам. Гортанный, переливчатый голос. Катаржина вздрогнула, обернулась. Ударил в глаза плащ — алым, кровавым отблеском. Кроатский часовой. Сизым, холодным огнем плеснула луна на стали ружейного дула. Шевельнулись вислые усы на лице.

Катаржина замерла, с лёгким удивлением услышав, как лязгнули во рту её собственные зубы.

— Мама, — прошептала она. Ногу повело, она пошатнулась. Осела на снег, прошептала, беспомощно шевельнув губами, — мама... Опять...

Запах ударил в нос. Немыслимый, невозможный здесь — лета и свежего сена. Дыма, огня и соленой крови. Треск у ушах. Зацепилась за корень, затрещала по шву длинная юбка. Как тогда, три года назад. В ночь, когда такие же, как и этот часовой, усачи украли её из родной деревни.

Кроат оскалился. Дёрнулся на голове длинный, пшеничного цвета чуб, лязгнули зубы — по волчьи.

— Помогите, — прошептала Катаржина, твердо зная, что бесполезно. Тогда никто не помог.

Затрещали кусты за спиной. Кроат обернулся, в его руках глухо лязгнул, взлетая к плечу, короткий кавалерийский карабин. На поляну, стуча сапогами и ругаясь почём свет стоит вылетел Ханс Майер. Кроат увидел бегущего, дернулся, спустил курок. Выстрел прокатился громом по зимнему лесу. Пуля свистнула, рванув Майеру клок волос с головы. Рядовой пошатнулся, взревел и прыгнул, сбив кроата с ног. Одним ударом, прежде чем тот успел опустить ствол. Поднялись и упали сложенные вместе кулаки. Майер встал, наклонился над телом. Потом выпрямился, мотая из стороны в сторону тяжёлой головой. Развел руки, обернулся, посмотрел вдруг на замершую Катаржину — прямо в глаза, смешно сморщив лоб. Будто что-то забыл и пытается вспомнить. И внезапно упал, как подкошенный. Кровь — под ноги, бьющейся алой струей. И только потом, сухим треском рванул в уши ружейный залп. Кроатский вахмистр услышал крик и послал на поляну патруль — проверить. Катаржина медленно, как во сне повернула голову, увидела в кустах их дымящиеся стволы, высокие шапки и усатые лица. Старший шагнул вперёд...

Новый выстрел.

Кроат дернулся и упал с дырой во лбу.

Френк Донахью опустил к ноге дымящийся ствол, сорвал с пояса новый заряд, скусил патрон, скрипнув белыми зубами. Его старый приятель, Ханс Майер, валялся убитый у него на глазах, кровь текла по земле, словно просила поторопиться.

Кроаты ответили залпом — вслепую, наугад, в сторону мелькнувшей вспышки. Пули пропели в воздухе, звякнули, сшибая на землю снег и ветки с кустов. И Катаржину Майер. Свинцовая оса слегка чиркнула ее по кудрявой голове. Сорвала с виска чёрную прядь. И бросила на колени, вниз, ничком на тело мужа.

Перестрелка вспыхнула как лесной пожар. Дымным, гремящим полукольцом вокруг двух лагерей. То тут, то там — тонущие в тенях, ослепленные багровым закатом, оглушенные громом и неизвестностью патрули лихорадочно скусывали патроны, заряжали и стреляли — в шорох ветвей, темноту и друг в друга.