Волчья дорога (СИ)

— Зачем я Вам, господин... у вас же есть жена... — сказала она тихо. Как будто она не задавала этот вопрос день назад. Вошедший господин сельский трактирщик подробно, скаля белые зубы на каждом слове, объяснил тогда.

— Ну, я же тебя не в жёны зову... — опять ухмылка, аж жирные щеки ходуном заходили, — в подавальщицы при трактире.

Да. В служанки. Со всеми, прилагавшимися к такой работе обязанностями. Днём и ночью. День назад она попросила время — подумать. Господин трактирщик милостиво разрешил. А еще сломал в печке трубу. В два удара, заботливо приготовленной кувалдой. Чтобы лучше думалось — пояснил он тогда. Дом на отшибе, мама умерла — заступиться за неё некому. Уйти тоже — на дворе зима, пешком уйдешь разве что на кладбище.

"Надо соглашаться. Помру же", — подумала она, но ее губы, почти против воли ответили противоположное:

— Уйдите, господин. Уйдите, пожалуйста, — ей было странно слышать свой голос. Как будто со стороны.

— Замерзнешь, приходи, — господин вышел, напоследок хлопнув дверью так, что затряслись стены.

Девушка присела на скамью. Платок тихо сполз с её головы, сквозняки заиграли медно-рыжими волосами. Её карие глаза невидяще смотрели в окно. Да и нечего там было видеть — только зимний туман. "Пусть завтрашний день сам о себе позаботится", — так вроде бы говорил сельский пастор на проповеди. Хороший был человек, жаль только, что был, а не есть. Трактирщик его боялся и, хоть и сально заглядывался, но не трогал живущую на отшибе сироту. Но пастора убили проходившие мимо солдаты, и вот... Она вздрогнула. Сквозь стены и тусклую слюду окон ей почудился чей-то взгляд. В последние несколько дней она его часто чувствовала — вечерами, когда тени сгущались под заснеженными ёлками. Наверное, этого стоило испугаться. Наверное. Но измученный мозг упрямо пытался искать надежду даже там, где её отродясь не было. "Может, это ангел? — думала она иногда. — Пастор говорил, они так с небес смотрят за нами..."

Опять шум у двери. На этот раз не грубый стук, а осторожное, почти ласковое царапанье.

На пороге никого не было. Только вязанка хвороста валялась. Раньше ее здесь не было, трактирщик не побрезговал бы унести. И опять знакомое чувство — как будто кто-то смотрит в глаза. Она невольно улыбнулась ласково серому закатному небу.

"Ты всё напутал, милый ангел. Не поможет, печка — то сломана. Но всё равно спасибо", — подумала она, но вязанку в дом все-таки затащила. Осмотрела обломки печи — может, удастся сложить из них подобие очага. Топят же как-то и без трубы, далеко на востоке...

А господин трактирщик тем временем с нараставшей яростью смотрел на зимний лес. Выходил он из своего трактира за дровами, а в лесной домик забрёл по дороге. И вот тебе — там, где всего пару минут назад оставил добрую вязанку, её не оказалось. А ещё на пушистом раннем снегу не было ничьих следов, но этого трактирщик уже не заметил — красная ярость залила глаза, крепкая сучковатая палка сама прыгнула в руки.

— Ещё и воровка. Ну я ей... — прорычал он, разворачиваясь обратно.

На тропинке встала, загородив дорогу, серая неверная тень. Трактирщик, не сбавляя хода, замахнулся — и еще какое-то время не мог понять, почему он лежит, если только что стоял, куда делась из рук изломанная палка, что такое тёплое и густое течёт по груди и руке... И чья кровь капает с кривых жёлтых клыков....

1-7

Мертвый дом

Небо над дорогой чернело, заволакиваясь тучами. Короткий злой ветер сдувал снег с поросших густым черным лесом холмов у дороги. Капитан Яков Лесли ругался. Ругался он виртуозно, со всем богатым армейским опытом — щедро мешая немецкие слова с английскими и удобряя изящной французской речью. Иногда в цветистых оборотах промеж иных слов мелькала и таинственная kusma's mother, подслушанная капитаном у шведских костров — эти ребята хорошо разглядели её у себя, в землях полуночных и обещали в Германии всем ее показать. Когда-нибудь, если сочтут немцев достойными. А теперь и Яков возносил ей хвалу, облегчая заодно командирскую душу. Было от чего — рота умудрилась сбиться с пути, потеряв тропу в этом поросшем скелетами деревьев лабиринте. Да еще обоза чуть не лишились — посланный поторопить задние ряды юнкер умудрился свернуть не туда и заблудиться. В итоге день марша псу под хвост и... Капитан с чувством проговорил последнюю фразу, старательно, как бы ни к кому не обращаясь, сплюнул и сказал, уже нормальным голосом:

— Придется ночевать в поле, делать нечего, — солдаты заметно погрустнели. Дело, конечно, привычное, но зимой и в непогоду — приятного мало. Юнкер, всю капитанскую речь простоявший столбом, встрепенулся, оглядел шевелящийся под ветром кроны деревьев и неуверенно сказал:

— Тут, вроде, в той стороне дом есть. Слышите, дымом пахнет...

Капитан ничего такого не слышал, но на всякий случай, приказал проверить.