Волчья ягода

– Я знаю, что ты скажешь, – произнес в сильном волнении Илья, чувствуя, что ему не хватает воздуха, – но она не пришла ночевать, а это могло случиться лишь по одной причине…

– По какой? – Голос Сергея был сонным. Оно и понятно: часы показывали половину шестого утра. – У нее кто-то есть, и ты хочешь попросить меня разыскать скотину, к которой она ушла?

– Тебе повезло, Сережа, что ты сейчас далеко от меня, а то бы я врезал тебе за такие слова…

– Ромих, ба! Да ты ли это? Брось, перебесится твоя девочка и вернется!

– Я прошу тебя – приезжай…

И он положил трубку. Ему показалось кощунственным вести разговор о НЕЙ по телефону. Никто, ни одна любопытная телефонистка, абсолютно никто не должен произносить ее имя всуе. Да, он одержим ею, да, его любовь к ней – единственное, что у него есть в жизни, но это не преступление, нет. Это счастье. Счастье, которое у него отняли.

Каждый вечер, возвращаясь домой, он ждал того момента, когда она откроет дверь и улыбнется ему так, как может улыбаться только Берта. И разве можно словами выразить блаженство, которое он испытывал всякий раз, целуя ее, обнимая и чувствуя, что она принадлежит только ему? Ее волосы, ее кожа, глаза, губы, звук голоса, все, абсолютно все в этой женщине вызывало в нем трепет и желание постоянно находиться рядом с ней. И сколько бы они ни были вместе, еще ни разу за пять лет он не испытал отравляющего чувства пресыщения…

Они доверяли друг другу и зачастую обходились без слов, понимая все, что хотел сказать каждый из них.

Они были почти единым организмом и, находясь на расстоянии, постоянно испытывали потребность друг в друге. И теперь, когда она не пришла ночевать, как можно предположить, что она покинула его по своей воле? Это абсурд!

– Только не убивай меня! – взмолился Малько, едва Ромих открыл ему двери своей квартиры. – Ты прости меня, но за три года существования нашего агентства я столько насмотрелся на этих баб… пардон, женщин, что мне простительны такие предположения…

– Кофе? Водку? – спросил Илья и, как тяжелобольной, поплелся на кухню, приглашая гостя следовать за ним. – Садись, Сережа… Так что будешь пить?

– Молоко, – серьезно ответил Малько и сел на предложенный стул. – А у тебя здесь хорошо… Даже красиво. Вы, ювелиры, уникальный народ… Страна бьется в агонии, а вам хоть бы хны! Я видел одного «креза», которому ты отлил платиновый перстень с секретом, он так расхваливал тебя, сказал, что собирается заказать тебе золотой крест…

– Сережа, зачем ты испытываешь мое терпение?

Илья побледнел, чувствуя, что еще минута, он сотворит с этим балагуром что-нибудь ужасное: такого прилива физической силы, вызванного злостью и отчаянием, он в себе не помнил.

– Ладно, умолкаю. Так что, собственно, произошло? Твоя жена, Берта, не вернулась домой.

Тон Сергея моментально изменился. Он вдруг превратился в серьезного профессионала, который, решив сначала покуражиться, теперь взял себя в руки и заговорил по существу.

– Если не ошибаюсь, у тебя серебристый «Фольксваген»? Точнее, у твоей жены…

– Да, но машины в гараже нет.

– Правильно, потому что твоя жена села в эту машину и поехала куда-то вчера вечером по своим делам и больше не вернулась, так?

– Так. Она позвонила мне на работу и сказала, что ей надо в парикмахерскую, а оттуда по магазинам и домой…

– Какая парикмахерская? Где находится? Кто мастер?

– Салон «Ева», а как зовут мастера, я не знаю…

– Понятно, – Малько быстро строчил в записной книжке. – Я понимаю, конечно, что с тобой сейчас происходит, но поверь мне: еще рано отчаиваться… Она ведь просто не пришла ночевать! С женщинами, а тем более молодыми, такое случается… Возьми себя в руки и жди моего звонка. Я постараюсь сначала отыскать машину… Кстати, а во сколько она тебе позвонила?

– В половине седьмого.

– Вот и отлично. Детское время. Спасибо за кофе… и за молоко.

Ромих покраснел – он забыл и про кофе, и про все на свете, кроме Берты.

– Извини…

Малько ушел, и в квартире стало необыкновенно тихо. Не работал телевизор, молчало радио, не звучала музыка, которой раньше просто полнился их дом: Берта любила слушать музыку, что бы она ни делала. Она даже засыпала под тихую классику, считая, что это помогает от бессонницы. Хотя о какой бессоннице могла идти речь, она всегда спала крепко, и сон ее был здоровым, словно у младенца…

Ромих вошел в их спальню и, взглянув на полуразобранную постель, покрытую широким шелковым покрывалом, вдруг почувствовал, будто его кто-то ударил… Мысль о том, что Берта не ночевала дома, вдруг приобрела черты самой настоящей реальности: где она спала сегодня ночью, в чьем доме, на чьей кровати и чьим одеялом укрывалась?..

Он боялся звонить ее родителям, боялся беспокоить их и, что самое ужасное, боялся ее отца, который, услышав, что Берта исчезла, во всем обвинит, конечно же, его, Ромиха! Он и Малько-то ничего не сказал про родителей Берты, а тот почему-то не спросил их адреса. Как-то странно…

От звонка он вздрогнул и кинулся к телефону:

– Слушаю…

– Это я, Малько. Слушай, а где живут ее родители? Вот черт, совсем из головы вылетело… Они же москвичи?