Волчья ягода

Не боялась. Потому что там всё было ясно — ты дашь в морду или тебе. А из взорвавшихся машин только в кино выбираются.

Нет, не успеет взорваться — внизу озеро, вода не горит.

А тонуть в заклинившей кабине — тоже очень приятно! Разве что пассажиры «тойоты» помогут. Если успеют. И если…

Сонное осеннее озеро зловеще темнеет слева, деревья чернеют справа. Всего несколько километров…

Какое пронзительно-синее небо в окне! Такое яркое — для поздней осени…

Куда этот придурок?.. Он что — обкурился? Нормально же ехал…

Назад! Сейчас остановится… Должен остановиться… Давай же!

Вот сейчас… Сейчас же!..

Серый корпус «тойоты» догнал их в мгновение ока, водила «Жигуля» запоздало газанул вперед. Не успел.

Женька замер на сиденье, зачарованно глядя назад. Расширенными ужасом глазами.

Близко-близко тонированные стекла врага — за ними не видно ничего. У смерти нет лица…

Глухой удар в багажник.

2

Мир возвращается медленно. Сначала — болью и тяжестью собственного тела. Потом — дурнотой. И напоследок — голосами и лицами.

— С возвращением! — неопрятная хмурая бабка расчесывает волосы. Сбрасывает лишние на пол. Недовольно отряхивает застиранное платье. — Повезло тебе, девка.

— В чём? — Голова не работает.

Ясно, что «тойота» не примерещилась. Но думать об этом сил нет. Их вообще нет — ни на что.

— А потому, что лежала ты, милая моя, сначала на «колбасе» — в коридоре то бишь. А потом место освободилось — и тебя сюда. А сначала хотели пенсионерку вроде меня, да она до утра не дотянула.

Девушка тоскливо огляделась. Серый потолок, серые стены, огромное серое окно с серой хмарью за ним. Палата на семь человек. Еще три бабули, женщина под капельницей, очень полная дама лет под пятьдесят и Зорка. Здравствуй, новая тусовка по интересам. Век бы тебя не видать.

— Ты угодила в аварию, — с видимым удовольствием продолжила разговорчивая бабушка. — Эй, да ты хоть себя-то помнишь?

Забудешь такое!

— Где Женька? — опомнилась девушка. — Где мой брат?! Он со мной в машине был…

— Живой, в соседней палате лежит. Поправляется уже небось. Ему сразу место нашли — ребятенок же все-таки. Его и вытащили первым.

Облегчение едва не остановило сердце. И разом лишило сил.

— А мама? — торопливо продолжила девушка.

Точно — последняя дрянь. О матери даже не сразу вспомнила!

— Ох, а шофера-то вашего покалечило… — с видимым удовольствием продолжила старушка.

— А мама?

Ясно, что шофер — тоже человек, но ему Зорка уж точно ничем не поможет. И на него ужаса уже не осталось…

— Ты бы у врача спросила! — недовольно поморщилась дама. С явной неприязнью на лице. То ли к Зорке, то ли к больнице, а может — ко всему полному несправедливости миру. Несправедливости конкретно к ней. Все прочие, без сомнения, получают то, что заслужили. «Колбасу» или «не дотягивают». А вот дама здесь случайно…

Их пытались убить!

А чего удивляться? Динку не только пытались. А Никиту засадили на целую вечность. В ад. Ни за что, ни про что.

— Ногу твой брательник то ли вывихнул, то ли сломал, — продолжила старушка. — Врач сказал, ерунда — недели через три уже ходить будет.

Значит — точно не перелом. Всё в порядке! Хоть это.

— На молодых быстро заживает. Вот у меня вся нога поломатая… — радостно переключилась на себя любимую бабуля.

— Светлова? — молодая санитарка — лет на пять старше Зорки — замерла на пороге. Хмуро покосилась в сторону дамы. Нашла глазами новенькую. — Очнулась? Вот и хорошо. Тебе лекарство пить пора.

— А вон ей не пора капельницу снимать? — бойкая бабуля махнула рукой на лежачую.

— Точно — пора! — подскочила санитарка, схватилась за катетер. — Лекарство на исходе. Что ж не зовете-то никто?

— Так у меня нога-то — вся поломатая. Не могу я ходить-то… А она, — на даму, — не идет.

А всем прочим — плевать. Впрочем, даме — тоже.

— У меня больное сердце, — поджала та губы. — Мне волноваться нельзя. В палате есть молодежь, вот пусть и…

Санитарка вспомнила о «молодежи» — обернулась вновь:

— Светлова, таблетки на тумбочке — пей.

На тумбочке. Обшарпанной, как в Марининой квартире. А вода?

— В каком состоянии моя мама? — осмелилась Зорка.

И сердце почему-то застучало громче. Хоть у нее оно и здоровое. Или просто наглости меньше. А заодно и уверенности.

— Понятия не имею. Врач придет — к нему все вопросы. Пей спокойно — это не снотворное.

Бабуля протягивает свою чашку. Тоже — будто у Марины одолжила. А последний раз мыла — пару лет назад.

Ладно, дареной чашке… Любезно одолженной.

А что, кстати, с ней самой? Зорка наконец села. Руки-ноги — целы. Прочие кости — тоже.

Похоже, отделалась сотрясением мозга. А так как мозгов у нее, говорят, и так не было…

Ладно, сейчас выясним. Девушка нехотя проглотила таблетку, запила из подозрительной чашки. Состояние — как после часа на карусели, но стены не шатаются. Дойдем! «Доползем ли, долетим ли…»

Вот черт! Ее не просто уложили — еще и раздели до белья. Ладно хоть оно — новое. Если бы еще и застиранное, как халат той бабули…

Нашла, о чём беспокоиться!

— Где моя одежда? — И голова враз закружилась втрое злее.

А стены вспомнили, что стоят ровно непростительно долго.