— Да? — Люба быстро и удивленно глянула на него.
— У него было много женщин. Вы среди них не значитесь.
— Игорь не вел никаких дневников.
— Дневники потому и называются личными, что про них люди никому не говорят.
— Лиза бы знала… Ей было известно очень много…
— Очень много — это не значит все.
— Не знаю…
— И ключей от дома не было. Их вам дала Лиза.
— Зачем?
— Не знаю, какие улики вы там уничтожили.
— Где там, в доме?.. Ничего я не уничтожала… И Лиза мне ничего не давала.
— Где она?
— Кто, Лиза?
— Люба, вы же прекрасно все понимаете… И я тоже… Ведь вы же не просто так здесь оказались.
— Конечно нет. Я приехала проведать маму.
— Вы появились тут вместе с Лизой.
Люба вздрогнула так, как будто над ухом у нее выстрелил стартовый пистолет.
— Кто вам такое сказал? — Она посмотрела на Федота, но не смогла удержать на нем взгляд.
— Сказали.
— Кувыкин?
— Это же деревня, здесь от людей не спрячешься.
— Он видел Лизу? — Люба снова посмотрела ему в глаза.
Она требовала ответа, и на этот раз взгляд не отвела.
— Видел и вас, и Лизу… — не моргнув глазом соврал Комов.
— Вместе?
— Где Лиза?
Вместо ответа Рыбалова повернулась к Федоту спиной и зашагала к дому по тропинке, идущей через огород.
Она подвела Федота к дровяному сараю, открыла дверь и заявила:
— Лиза, выходи! К тебе пришли!
— А без фарса можно? — спросил Федот.
— Не отзывается… Может, она к тебе пошла? С повинной.
Рыбалова открыла дверь в комнатку, примыкавшую к летней кухне, включила свет. Федот уже был здесь, более того, хозяйки определили его сюда на ночлег.
Здесь действительно было лучше, чем у Каблуковых. Там пол бетонный, а здесь — доска. Тут окошко с занавесками, а там глухие стены. Диван старый, но на вид крепкий. Стол, стул, транзисторный приемник. Кто-то поставил свежие цветы в вазу. Видимо, это сделала мама Любы в качестве извинения за то, что не пустила гостя в дом. Там все-таки было получше.
В этой комнате могла жить Лиза, но Федот не обнаружил здесь следов ее присутствия. Не исключено, что мать и дочь их просто убрали вместе с ней. Они вымыли полы, протерли влажной тряпкой мебель.
— Через окошко, огородами, — сказал Федот.
— Да, так оно и было, — заявила Люба, подошла к окошку, провела рукой по занавеске. — Здесь даже губная помада. Поцелуй на память.
Комов понимал, что на Любу нашло. На занавеске не должно было быть никаких следов поцелуя, но все же он подошел к окну.
Люба повернулась к нему, с нахальной улыбкой посмотрела в глаза и выдала:
— А тебя целовать я не стану.
В комнатке и прежде было нехолодно, а стало еще жарче. Сказалось присутствие знойной женщины.
— Даже на память?
— Если только на память.
— О Лизе?
— Она моя подруга.
— И что?
— Ничего.
— Где Каблукова?
— Нет ее здесь, ты же видишь.
Рыбалова ушла в дом, но не успел Федот докурить сигарету, как она вернулась и сказала:
— Что-то душно сегодня, — сказала она.
— У реки посвежей будет.
Женщина кивнула и, ничего не говоря, направилась к реке. Федот и сам рад был вернуться к воде. Там хоть и комары, зато какая-никакая, а прохлада.
От реки доносились голоса. Услышал Федот и всплеск воды. Они вышли к месту, неподалеку от которого купались люди, двое мужчин, три женщины.
— Искупаемся? — спросила Люба.
— Здесь?
— Можно и здесь.
— Голышом?
Она повернулась к Федоту, вонзила в него удивленный взгляд. Черные брови взметнулись высоко вверх.
— Ты ведь с кем-то уже так купалась.
— Это ты о чем?
— Какого-то Сеньку голым в Африку пустила.
— Кто тебе такое сказал?
— А кто у вас тут на «буханке» рулит?
— Кувыкин мастер на придумки.
— То, что ты от мужа не гуляешь, это придумки?
— А он сказал, что не гуляю?
— Поэтому и над Сеней пошутила. А так могли бы вместе, голышом.
— У вас необузданные фантазии, молодой человек, — заявила Люба и усмехнулась.
— И часто вы вот так без мужа отдыхаете?
— Каждое лето. Один раз с мужем, другой без него… В августе мы вместе приедем. По пути на море.
— Хорошо живете.
— Не жалуемся.
— Зачем вам портить такую замечательную жизнь?
— Это ты о чем?
— Укрывательство преступника — это статья.
— Лиза никого не убивала.
— Тогда зачем вы ее прячете?
— Можешь обращаться ко мне на «ты»… Или я уже такая старая?
— Я бы не сказал.
— А я уже начинаю чувствовать себя старухой. Как будто вся жизнь за плечами.
— Вся жизнь впереди. Только вот прожить ее нужно на воле.
— Да не знаю я, где Лиза.
— Я тебе не верю.
— И не надо… Главное, что у меня совесть чиста.
— И все-таки хорошо подумай.
— Стоишь тут, молодой парень, пугаешь взрослую женщину. Не стыдно? — Люба повернулась к Федоту и посмотрела на него так, как будто собиралась обвить руками его шею.
Но она не сделала этого.
— И все же…
— О любви нужно думать.
Именно об этом Федот всю дорогу и думал, даже возбудился, когда узнал о Любе. Баба ладная, сочная, наверняка вкусная. А говорил он с ней о карбюраторах. Еще и стращал. Нехорошо.
— Ты умеешь быть пьяным без вина? — спросила она.
— Это смотря как без вина наливают.
— А я не умею… Но есть вино.
— Да?
— Домашнее… В прошлом году виноград богато уродился. Сладкий, пьяный… Будешь?
— Если ты предлагаешь, то я не откажусь.
— Здесь побудь.