Волчья каторга

Жилкина повязали с поличным, отчего разбирательство было недолгим. Скоро дело его было передано в суд, и, отсидев два месяца в следственном отделении Таганской тюрьмы, Жилкин предстал под светлые очи господина судьи, его высокородия Ильи Афанасьевича Губина-Караваева. Статский советник Губин-Караваев был большим поборником закона, либералом, что стало вдруг в Российской державе крайне модно и вообще было на сей день самое что ни на есть комильфо. А еще его высокородие обладал мягким уступчивым характером, что для судьи, возможно, и не совсем хорошо. Ведь кто такой судья? Вершитель закона. Трактовать его так или эдак, а то вдруг, как вздумается, он просто не имеет права. Он обязан следовать букве закона без всяких компромиссных вариантов!

Кроме того, в зале сидела парочка репортеров из крупных газет, и покрасоваться перед ними своими передовыми взглядами господину судье очень хотелось. В ходе судебного разбирательства, по настоянию судьи, был сделан упор на недостаточность умственного и нравственного развития Ивана Жилкина в связи с его подростковым возрастом. Какой, мол, спрос с мальчугана, у которого в голове еще ветер гуляет, которого, к тому же, турнули из гимназии за дурь! Одним словом, подростковый возраст Вани, а точнее, «недостаточность его ума и нравственных устоев, которые еще не закрепились в нем, как в личности» (так сказал адвокат), послужили смягчающим обстоятельством. Жилкин не только не был осужден, но и отпущен на все четыре стороны прямо из зала суда, что вызвало хоть и реденькие, но аплодисменты у немногочисленной либеральной публики. Правда, швед или норвежец Аксель Ёнссон заявил, что скоро суду вновь придется лицезреть Жилкина в качестве подсудимого, поскольку он за законопротивный проступок не был наказан, что и развязывает руки потенциальным преступникам, но его реплика явилась гласом вопиющего в пустыне.

Однако оказалось, что Аксель Ёнссон как в воду глядел. Через три месяца после данного судебного разбирательства Иван Жилкин вновь был арестован, уже по подозрению в ограблении лавки бакалейных и колониальных товаров Натана Мудкевича на Михалковском шоссе и похищении из кассы двухсот пятидесяти четырех рублей с копейками и двух ящиков папирос «Пушка». При обыске оба ящика папирос и часть денег были найдены, потом нашелся и свидетель, который видел Жилкина, крутящегося за день до ограбления возле лавки, а затем последовало и признательное показание самого Ивана. На этот раз, проведя в Таганской тюрьме три месяца до судебного разбирательства в качестве подозреваемого, он вернулся в нее после суда в качестве осужденного на два года и шесть месяцев. Срок свой Жилкин отсидел сполна, после чего продержался на воле чуть более полугода и вновь загремел по статье «Мошенничество с использованием доверчивости» Уложения о наказаниях уже на четыре года…

Конечно, не все это было написано на том листочке, что передал Лебедев Воловцову. Но догадаться опытному следователю, как и что было, не представляло особого труда. Теперь надлежало найти этого Ивана Жилкина и побеседовать с ним на отвлеченные темы. В частности, где он был и что делал семнадцатого сентября сего года… 

Глава 7. Рудник «Надежда», или Жорка Сухорукий

Зарентуйская каторжная тюрьма — центральная тюрьма Первого разряда Нерчинской каторги, созданная специально для отбытия наказания за особо тяжкие преступления. А что значит крытка первого разряда? На сей вопрос бывалые бродяги ответят одним словом: «злющая»!

Более полутораста лет добывается в здешних штольнях свинец и серебро, что накипели в недрах земных за сотни тысяч лет, и конца-края этой добыче не видно. Похоже, что большая жила здесь залегает, ежели столько годков усиленно богатую руду выбирают, да все выбрать никак не могут. Верно, горы Нерчинского края наполнены серебром, свинцом и оловом по самую макушку. А олово в Нерчинском горном округе — единственное место в империи, где оно есть в промышленном масштабе. Да и золотишка хватает, поскольку Горный Зарентуй также показал при шурфовках благонадежные золотоносные признаки. Но золото в основном на Нерче и Каре, а здесь главный добываемый металл — серебро. Поскольку же работать в шахте в столь забытый богом край поедет далеко не всякий, даже за хорошее жалованье, а серебро, свинец и олово державе ой как нужны (без преувеличения, каждый день), то труд арестантов приходится как нельзя кстати. И платить им практически не надо, ибо одна десятая от заработанных денег, что причитается каторжанам по закону, — капля затрат в море прибытка…