Волчья каторга

— Ага, случайно…

Это было давно, в той, прошлой жизни… Однажды через их село проходил цыганский табор. Он в это время дрался с Геркой, пацаном, на три года старше его и, конечно, сильнее.

— Выблядок графский, — цедил сквозь зубы Герка и сплевывал, отбиваясь от ударов Жорки и сам нанося удары.

— А ты — лапотник, черная кость, — скалился Жорка и с новой силой бросался на обидчика.

Стайка пацанов, задоривших Герку, окружала дерущихся и вот-вот готова была тоже броситься в драку. Все — против «графского выблядка».

Когда цветастая кибитка поравнялась с дерущимися, с нее соскочила цыганка. Тогда она показалась Жорке старой, но теперь-то он понимал, что была она в самом бабьем цвете, годов тридцати, ну, может, чуть более…

— Эй, женщина, не вяжись к гадженам [83], — послышался из кибитки мужской голос.

Но женщина не послушалась. Она вошла в круг и разняла дерущихся пацанов, растащив их друг от друга за руки. Руку Герки она отпустила, но вот руку Жоры оставила в своей:

— Ты где живешь?

— Там, — указал он в сторону своего дома.

— Хочешь, я тебя провожу до мамки?

— Нет, — ответил Жора. — Меня пацаны потом засмеют.

— Пусть себе смеются. — Цыганка не спускала с Жорки взора. — Пройдет совсем немного времени, и ты будешь смеяться над ними… А скажи, кто твой отец?

— Граф, — серьезно ответил Жора и посмотрел на женщину: — Не веришь?

— Верю, — тоже серьезно произнесла женщина. — Так что, проводить тебя домой?

— Нет, — твердо возразил Жора.

— Как знаешь.

Цыганка поднесла руку Жорки к своему лицу, посмотрела на ладонь, затем в его глаза и отпустила руку.

— Что ж, прощай, графский сын, — сказала она, как-то печально взглянув на него. — Знай: жизнь у тебя будет полной чашей, и не всегда с добром. Много всего будет, девушкам будешь нравиться, а женщины будут любить преданно и страстно, о чем напрасно мечтают многие мужчины. Осторожен будь с женщинами, ибо не только радость они тебе принесут, но беду и печаль. В карты же и кости играть никогда не садись, в них счастья тебе нет. Тех, кого любят женщины, карты не любят, помни об этом. А потом ты уплывешь на лодке с парусом в иную жизнь, много лучше, нежели жизнь земная. Но до этого тебе еще долго. Прощай, победитель…

Табор ушел. Но слова цыганки Жора запомнил…

Подошел тот, второй, что не успел вытащить револьвер.

— Попал? — спросил он.

— Ты что, сам не видишь? — ответил Воловцов.

— Ну, а что ты такой, как красна девица на выданье, — с нотками недовольства произнес Лебедев. — Преступник оказал сопротивление, побежал, ты бросился в погоню и, не дав ему уйти, выстрелил в него… Что еще делать-то оставалось в такой ситуации?

— Не знаю, — глухо произнес Воловцов.

— А я — знаю, — сказал Владимир Иванович. — Ни-че-го! Несколько убойных дел разом раскрыли… Радоваться надо!

— А с ним что? — посмотрел на Полянского Иван Федорович.

— С ним? — Начальник сыскного отделения тоже посмотрел на Полянского, глаза которого были по-прежнему устремлены в небо. — Отвезем в больничку. Там его подлечат, и через пару недель он начнет давать показания…

— Врешь, фараон! — неожиданно проговорил Георгий.

— Это почему ж я вру? — присел возле него на корточки Лебедев.

Полянский не удосужил его ответом. Он смотрел в небо, тихо шевеля губами. Затем его лицо прояснилось…

— Эй, следак, — услышал Воловцов и наклонился над Полянским:

— Чего тебе?

— Видишь вон то облако?

— Какое еще облако?

— Вон то, похожее на лодку с парусом, — с большим усилием прошептал Полянский. — Это за мной…

Иван Федорович поднял голову и посмотрел на небо. Там, среди прочих облаков, плыло одно, очертаниями и правда очень похожее на лодку с парусом, надутым ветром. Плыло оно быстрее других и даже обгоняло более тяжелые облака. Потом очертания этого облака размылись, оно стало таять и через несколько мгновений исчезло из вида.

Воловцов опустил взгляд на Полянского. В его глазах застыло небо…

— Все, он ушел, — произнес Иван Федорович.

— Что, умер? — Лебедев пощупал на запястье Полянского пульс. — Точно, умер.

— Нет, он ушел, — повторил Воловцов. — Уплыл на лодке с парусом.

— Куда уплыл? — не понял друга Владимир Иванович.

— В иную жизнь. Которая наверняка лучше этой…

— Точно, лучше?

— Точно, — ответил судебный следователь по наиважнейшим делам. — А иначе — зачем и огород городить?

— Ясно. — Лебедев поднялся с корточек. — Ты побудь здесь, покуда я не пригоню сюда квартального с врачом. А потом мы с тобой зайдем куда-нибудь, посидим, отдохнем, пропустим по маленькой. Идет?

— Идет, — ответил Воловцов.

Когда сыщик ушел, Иван Федорович до самого его возвращения нет-нет да и поглядывал на небо. Но облака, хотя бы отдаленно напоминающего лодку с парусом, больше не увидел…