Волчья хватка. Книга третья

Если в светлице он был едва уловимым, ненавязчивым, то здесь–густым и насыщенным. А точно помнил, ничего такого не почуял, когда в первый раз заходил, чтобы сдать на каменку и заткнуть продых. Пахло обыкновенно, как пахнет во всех банях по–чёрному, — чуть горьковатым зноем разогретых закопчённых стен. Ведь специально нюхал, проверяя на угарный газ!

Оконце было единственным, низким, поэтому свет тонул в чёрных смолистых стенах. Однако и в полусумраке сразу же увидел дубовые листья на полу и полке–кто–то уже попарился, и веник измочален так, что превратился в метлу. А в шайке, где был запарен, трава, цвет лаванды!

Нет, не зря Ослаб спровадил его в Сирое; Ражный и в самом деле утратил ярое сердце и стал чувствительным ко всему, мимо чего раньше проходил не задумываясь. И теперь ощущение чужого места наслоилось ещё и на чужой запах, который показался приторным, мерзким, ненавистным. Он выплеснул на улицу шайку с отваром, открыл нараспашку двери, отдушину и, голый, сел на деревянную ступень лестницы, ведущей к речке. Не для гостя вы топили баню! Всё равно уже не попариться–разве что помыться горячей водой…

Запах этих южных растений теперь напоминал одно–бездомность, неприкаянность. Он сидел, взирал на себя со стороны и презрительно усмехался, оправдывая решение Пересвета: с отроком и впрямь недостойно выходить на боярское ристалище. Ну, разве что сойтись в потешном поединке.

Даже умыкнувшего невесту Сыча понимал…

И неожиданно увидел на сухих ступенях мокрые следы, уводящие вниз: кто–то прошёл на цыпочках, отпечатались только узкие, явно женские пальчики! Лишь в одном месте–целая, изящная ступня малого размера. И ещё рядом со следами оказался дубовый лист, упавший с тела…

Ражный встал и тут же сел, вспомнив, что голый, а там, внизу, в глубоком, врезанном в камень русле, вдруг словно рыба плеснула, нарушив мерный шум речки. Вячеслав попытался сам взять след и, сначала расслабившись, отпустил на волю нетопыря. Однако послушная всегда и чуткая летучая мышь испуганно забилась где–то у затылка, не в силах оторваться. Пространство впереди оказалось непроглядным, серыми ещё разлинованным зигзагообразными сполохами–ни единого цветного знака! Причём сразу же заломило виски и вновь проявилась нить, стягивающая голову.

Такого ещё не бывало! Всякий человек или любое теплокровное существо непременно оставляло за собой шлейф, напоминающий тепловой инверсионный след, долгое время не таявший в воздухе. И по нему, как по компасу, можно бежать хоть сутками, ориентируясь по степени яркости и цветному наполнению. Подобным зрением обладали дети, но до той поры, пока не зарастёт родничок, волки и охотничьи собаки, произошедшие от волков, а так же лисы, шакалы, дикие коты и некоторые хищники кошачьей породы. Все те, кто способен был добывать пищу засадной ловлей или долгим преследованием добычи.

Тут же нетопырь словно был ослеплён яркими лучами солнца и завис вниз головой, вцепившись когтями в затылок. Ражный попытался отвлечься, по– волчьи встряхнулся всем телом, разгоняя кровь по телу, и снова мысленно отворил давно заросшее темя, как отворяют клетку с птицей.

На сей раз летучая мышь даже крылами не забила — так плотно было перекрыто пространство над головой. Он вспомнил полёт совы, давящие боли и удушье и не догадался, а почувствовал, что напрочь лишился своей коронной способности парить нетопырём и видеть мир в иной его ипостаси.

То, что не отняли в Сиром, что не поделили на число насельников печального урочища, в одну минуту изъяли в благодатном Дивьем, причём без всякой борьбы и условий.

Открытие было внезапным и ошеломляющим, как удар соперника, овладевшего верчением «волчка» в сече. Только безболезненным, если не считать мерный и тягучий звон в ушах. Ражный вскочил и побежал вниз, прыгая через ступеньку и наливаясь пружинистой, горячей силой.

Опоздал всего, может быть, на полминуты, как раз на то время, пока гадал, что же произошло: кто–то вышел из омутка на речке и, оставляя мокрые следы, ушёл по галечному откосу.

Он вернулся в проветренную и прохладную баню, и то ли уже принюхался, то ли запах лаванды впрямь улетучился. В любом случае уже не раздражал и не вызывал отвращения. Ражный всё же надеялся исторгнуть, выпарить из себя это незнакомое состояние, очиститься огнём и на всякий случай поддал на каменку целый ковш. Однако взметнулся лишь столб мокрого тумана. Утешаться оставалось единственным: по крайней мере, он теперь точно знал, что вчерашний призрак в покоях вотчинника не плод воображения и не дух Булыги, а имеет плоть, по крайней мере оставляет следы. И ещё владеет способностью подавлять летучую мысль, приземлять до степени перегрузки, когда не только витать в воздухе, но даже рукой–ногой трудно пошевелить.

Только если имеет плоть, то каким образом проникает в светлицу, на самый верх дома? Через крышу и чердак?..