Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник)

Старухи опасливо подошли и перекрестились, Карпенко вытянул шею, однако из-за отвала не мог видеть дна могилы, и все равно его реакция была странной: на лице вызревало веселое удивление.

– Зачищайте, – хладнокровно и деловито распорядился удовлетворенный эксперт, выбираясь с помощью бойцов из ямы. – Как без фотосъемки? Не знаю…

Эксгуматоры стесали лопатами стенки, чтоб не сыпалось сверху, и начали осторожно выгребать песок по контуру тела. Они явно храбрились – очень уж хотелось выглядеть профессионалами в глазах начальства (не век же в диверсантах ходить), однако обоих мутило от вони и вида полуистлевших останков. Понятые повсхлипывали и тихонько, по-старушечьи расплакались; невозмутимо-меланхоличными оставались лишь эксперт да повеселевший егерь, выворачивающий шею, чтоб заглянуть в яму.

Савватеев почувствовал момент, когда можно задать старому медицинскому волку один-единственный вопрос, который тревожил его больше, чем вся операция. Он подсел сбоку, заглянул в бумаги, спросил полушепотом:

– Как вы считаете, генетической экспертизе можно доверять?

Эксперт посмотрел со значением:

– Не волнуйтесь, Олег Иванович. Медицинская наука шагнула далеко вперед. Дальше, чем человеческая психология.

– Что это значит?

– А то, что мы готовы подвергать сомнению все, что не можем постичь своим утлым, позавчерашним мышлением. Как, например, с камнями…

– То есть полная гарантия идентификации?

– Странно, что вы спрашиваете об этом, – занятый делом, проговорил он. – Мне казалось, вы человек прогрессивный… Точность – девяносто девять и девять десятых процента.

– Все-таки одна десятая на ошибку…

– Не бойтесь, американцы поверят! – довольно засмеялся эксперт.

– Почему?

– У них совершенно иная психология, техничная. Они науке верят больше, чем своим глазам.

Задавать ему вопросы больше не имело смысла – мог что-нибудь заподозрить…

Савватеев постоял у ямы, поглядел, как бравые диверсанты залавливают рвотные позывы, и перехватил воровато-пристальный взгляд Карпенко.

– Жертва всегда притягивает. – Савватеев зашел к нему сзади. – Особенно безвинная…

– А я знаю, кого тут зарыли! – Егерь нервно заулыбался, а точнее, оскалился. – И догадываюсь, кто!

– Кто?

В это время боец, обметавший еловым веником останки, вдруг закричал и, как пингвин, выскочил из могилы.

– Смотрите! – Лицо у него вытянулось, безумные глаза остановились. – Ничего себе!..

Старухи по-молодому взвизгнули, отскочили, а Карпенко вдруг обвис на дереве, со стоном затрясся, будто зашелся от кашля, и согнулся пополам – началась истерика. Савватеев схватил его за шиворот, распрямил:

– Нет, смотри! Сейчас подойдешь поближе, в черные глазницы ему посмотришь!.. Эй, бойцы, у кого ключ? Я тебя с ним рядом уложу, в обнимку!

Возле ямы никто не шелохнулся, диверсанты и даже видавший виды медик немо таращились в раскоп, на одеревеневших лицах отпечаталась одна и та же гримаса ужаса.

– Дайте ключ от наручников! – прорычал Савватеев. – Ну что встали?!

И заскочил на кучу земли…

Вскрытая могила, как и несколько минут назад, выглядела мерзко, отвратительно – зрелище не для слабонервных. Из черных мумифицированных останков уже торчали ребра, скрюченные руки и ноги по-паучьи вздымались вверх, словно в ожидании добычи, но не это поразило воображение.

У трупа была звериная голова с огромной оскаленной пастью…

6

В тот же день, вернувшись к своему срубу, Ражный безжалостно развалил его, разнес закладные камни на шесть метров друг от друга и начал ставить настоящий дом. К сумеркам он успел срубить и положить на мох четыре венца, после чего заготовил сушняка, сложил костер с затравкой из бересты и древесного мха и уже в темноте, сосредоточив отвлеченный взгляд внутрь себя, попытался хотя бы приблизиться к состоянию Правила, чтобы потом метнуть искру холостого выхлопа и зажечь костер. Однако то, что без всякого напряжения достигалось возле Сирого Урочища, здесь оказалось невозможным, ибо вместо облегчения собственного веса он ощутил, как наваливается полудремотное состояние обыкновенной физической усталости. Ражный съел кусок холодного хрящеватого мяса, запил водой и снова взялся за топор.

Всякая тяжелая работа была для араксов как поединок на земляном ковре, где так же четко выделялись три стадии: зачин, братание и сеча, дабы не сломаться и выдержать схватку до победного конца. Тем более что от перегрузок еще не зажившие раны на предплечье начинали кровоточить, а от долгой голодовки иногда темнело в глазах и внезапными судорогами сводило запястья. Тогда Ражный втыкал топор, переводил дух и делал несколько глотков сыты – воды, разведенной с медом; неведомый покровитель словно знал его состояние, угадывал намерения и положил в короб все, что необходимо для тяжелого труда.