Волчья хватка. Волчья хватка – 2

По возвращении из Тегерана его ждало неожиданное и настораживающее известие: беловежский Старец наконец-то решился встретиться с князем. Условия встречи были странными и тоже настораживали не менее, однако он согласился и отправился с полковником вдвоем, без охраны, если не считать шофера. Поехали они по старой тверской дороге, а февраль был ветреный, метельный, машина долго пробивалась через заносы и остановилась где-то в районе Солнечногорска. Дальше был лишь санный след – кто-то проехал на лошади, и кругом высокий, но обезображенный войной лес. Из снега торчали остовы сгоревших танков, автомобилей, разбитые и опрокинутые пушки, земля изрыта полузанесенными окопами и траншеями. Шли пешком по извилистому санному следу в глубь метельного леса, а зимний день между тем клонился к вечеру, и Верховный, давно не ходивший на такие расстояния, уставал и всю дорогу думал, что еще придется возвращаться назад. Потом неожиданно для себя обнаружил, что совершенно не ориентируется в лесу, а свежий санный след между тем очень быстро заметает позади, затягивает сугробами и создается впечатление отрезанности от мира. Через четверть часа пути по неведомым партизанским тропам он ощутил некое сопротивление пространства: сменившийся ветер дул в лицо, сыпал снегом так, что не открыть глаз, а Хитров, идущий впереди, все шагал и шагал, и широкая его спина в полушубке начинала раздражать Верховного.

– Уже скоро, – подбадривал полковник. – Теперь недалеко…

Верховный сначала стал жалеть, что отправился в такую дорогу в шинели и фуражке – нет бы взять у шофера солдатский полушубок и меховую шапку, потом вообще пожалел, что решился идти пешком: можно было взять артиллерийский тягач или, на худой случай, запрячь в сани пару коней. И наконец не выдержал, однако спросил привычным, размеренным тоном:

– Товарищ Хитров, правильно ли мы идем?

– Правильно, товарищ Сталин, – подтвердил тот. – Я здесь бывал не раз. Уже близко.

Потом Верховный потерял счет времени и расстоянию и просто шел, преодолевая сопротивление ветра.

Наконец темные ельники кончились и впереди показалась древняя, по-зимнему черная дубрава, где ветра совсем не было. И тут на санный след откуда-то выскочил всадник в длиннополом, заснеженном тулупе нараспашку, проскакал им навстречу и, остановившись, стал спешиваться. Слезал с лошади осторожно, вернее, сползал и когда встал на землю и взял коня в повод, пошел медленно, на подогнутых ногах.

Верховный узнал старца, поскольку помнил эту фигуру, стоящую у дороги с иконой, но более детально и четко видел на пленке, отснятой по его заданию скрытой камерой.

Некогда высокий и теперь согбенный, костистый старец глядел молодо и даже весело, на непокрытой голове, на седых прямых волосах настыл иней и сосульки.

– Здравствуй, князь, – просто сказал он и остановился.

– Здравствуйте… – Вождь не знал, как его называть, и еще не знал, нужно ли подавать руку. Однако успокоился, вспомнив кавказский обычай, где поведение всегда диктует старший по возрасту.

– Я позвал тебя, князь, чтобы известить: Засадный Полк уходит. – Старец покороче взял повод – конь вскидывал голову и фыркал. – Но теперь ты и сам одолеешь супостата.

Он ожидал что-то подобное, но не сейчас и не так сразу, ибо сам привык решать и говорить последнее слово. И пауза чуть затянулась, прежде чем Верховный нашел что ответить. Никакие привычные в таких случаях фразы и обороты не годились.

– С вами я почувствовал силу, – заговорил он неуклюже, но искренне. – С вами я понял: народ выдержит, победит. Мне тяжело расставаться с вашим воинством… Но я спокоен мыслью, что есть это воинство!

– Прощай, князь. – Старец так и не подал руки, видимо, не принято было, и стал так же медленно забираться на коня.

И все-таки Верховный, как император, на службе у которого состоял неподвластный и потому будто наемный полк, не мог отпустить его просто так.

– Скажите, чем я могу наградить Засадный Полк? Как выразить… свою искреннюю благодарность?

Старец забрался в седло, угнездился, раскинув полы тулупа.

– На Победном Пиру первым словом скажи славу русскому народу. Вот и вся награда, князь.

Развернул коня и поехал крупной, напористой рысью, завивая, закручивая за собой белый снежный шлейф.

Всю обратную дорогу Верховный шел как во сне, не чувствуя ни метели, ни холода, ни времени, отмечая пространство лишь по тому, как глаз выхватывал из снежного марева высокие ели со срубленными вершинами, исковерканную военную технику, следы страшных, недавних боев.

Потом ему вообще стало казаться, что встреча со старцем и прощание ему приснились…