– Я говорил, что остановился на твоей кандидатуре не случайно, – продолжил Поджаров с прежним легким напором. – И подвиг меня пойти на контакт… снятый Кудеяром видеоматериал. Точнее, нет. Еще раньше, когда Хоори принес мне зернышко, раскусить которое японцу не удалось. В силу слишком полярного мироощущения. В том самом манускрипте есть упоминание о яром сердце. Видимо, косоглазый долго грыз его, разрабатывал целые философские теории и пришел к выводу, что это всего лишь грозное сердце. Но я-то русский, мне не нужно долго искать смыслов выражения – ярое сердце, ярое око… Можно только представить себе, какой должна быть душа воина Засадного Полка, если он вышел из засады и вступил в бой. Это же натуральная мясорубка, это же они во вражеской крови плавают и жизней человеческих бессчетно уносят. Вражеских, но ведь человеческих… Мирскому обывателю, ополченцу какому-нибудь такого не вынести психологически, а вынесет, так зверем станет или всю оставшуюся жизнь ему чудиться будет, и окончит он дни свои в монастыре. Только воину с ярым сердцем по плечу совершать подобные подвиги. И это очень мудро – брать на себя самую страшную часть войны узкому кругу специально подготовленных к этому людей. Людей духовно укрепленных, выдержанных, стойких, с железной психикой и нервами. Одним словом, воинам-инокам, которых и выращивал Сергий Радонежский в своих монастырях. – Поджаров был не лишен самолюбования, и, кажется, ему нравилась собственная речь. – Так вот, Вячеслав Сергеевич… Когда я раз на двадцатый просматривал пленку с вашим поединком, обратил внимание на одну деталь: в третьей стадии схватки ты снял рубаху и устрашил соперника. Ты пошел в смертный бой и этим победил Колеватого. Он сломался, потому что умереть был не готов. Побарахтаться – с удовольствием, а с жизнью расстаться, когда уже генерал и жизнь приятная… А ты был готов умереть. Но не потому, что жизнь у тебя, прямо скажем, не генеральская и не президентская… По другой причине.
Финансист, кажется, добрался до самой сути и не хотел сразу выкладывать карты, намереваясь провести бросок или взять на болевой прием.
– Так по какой? – поторопил его Ражный.
– Нет, я могу засунуть эту пленку, куда ты посоветовал, но от этого ничего не изменится, Вячеслав Сергеевич. Ты утратил ярое сердце. От отчаяния ты даже готов снять рубаху и пойти на смерть. Но отчаяние – это не воинская ярость, как ты знаешь. – Он присел рядом с Ражным и посмотрел как-то виновато, словно оправдывался за свою дерзость. – Конечно, пленка – аргумент слабый. Если хочешь сильный – вспомни судьбы тех своих однополчан, которые вот так растратили… воинский дух, доблесть и ярость. И превратились в хороших добропорядочных обывателей. Насколько я знаю, имя им – калики перехожие?
– Калики перехожие – это полбеды, – возразил Ражный. – Безмерно яростных в цепи забивают, в вериги.
– Но ведь это же безмерно!.. А я тебе скажу, когда ты лишился яростного сердца. Сначала подобрал Героя Соцтруда, нищего из электрички, пожалел, пригрел… Потом у тебя Кудеяр появился. Ты не знал, что это мой человек, не увидел, пригрел и пожалел врага. Не увидел, потому что сострадал. А когда-то схимомонах Сергиевой лавры сказал ему одну крамольную, но замечательную вещь: жалость и сострадание – доля рабов Божьих, но не воинов его.
– Талантливый он парень, – еще раз похвалил Ражный.
– Профессионал, – скромно согласился Поджаров. – Обязан нам по гроб жизни.
– Кому – нам?
– Мне и Каймаку. Когда Бакатин сдал нашу агентуру за рубежом, Каймак организовал его вывоз с гуманитарным грузом. Иначе бы пожизненно парился на американских тюремных нарах.
– Так отдашь мне раба своего?
– На Кудеяре свет клином сошелся? Да я таких тренажеров тебе привезу! Хоть десяток!
– Не сомневаюсь. Да мне нужен именно этот. Понимаешь, для отработки… определенной методики борьбы требуется раб с достоинствами. Дорогие кинжалы закаливают раба…
– Впрочем, можем и договориться, – вдруг решился финансист. – Если это принципиально – закаливай… Меня интересуют другие твои условия, более существенные.
– Второе принципиальное условие – мне не нужен твой шеф, – заявил Ражный.
Тут он угодил в точку, но мгновенного сочувствия не нашел. Значит, в их предприятии третий полноправный совладелец существовал.
– Это невозможно! – Финансист порыскал взглядом по собеседнику. – Несмотря на все его заморочки, он нужен как воздух. А потом… Каймак стоял у истоков проекта. Нет, невыполнимое условие, должен сразу сказать.
– Жаль, – буркнул Ражный. – Могло бы кое-что получиться. Как мне самому в голову не пришло создать не охотничий клуб, а борцовский?
– Если откровенно, – вдруг сказал финансист, – есть вариант… Каймак сам выйдет из игры, по своей воле.
– Любопытно, каким же образом?
– У меня есть сведения, шеф болен СПИДом, – не сразу сообщил Поджаров.
– Серьезное заболевание, – заметил Ражный: методы в этой компании были жесткие. – Впрочем, технология мне не интересна. Главное, его не должно быть. И последнее: все дальнейшие переговоры ведем только в присутствии японца.