Волчья хватка. Волчья хватка – 2

Она оказалась открытой. И звук, долетавший из огромного пустого пространства повети, был знакомым и характерным: так обычно гудели натянутые в струну веревки правила.

Ражный даже не заглянул туда, вернулся в дом, молча достал топор, нашел на полке охотничий нож.

– Вот, возьми, – сказал он, вкладывая все это в руки Мили. – Возьми и уходи!

– Прямо сейчас?.. Сразу?

– Сейчас и сразу, – почти насильно повел к двери. – Я ответил тебе, удовлетворил любопытство. Иди!

– Это не любопытство!..

– Все равно иди!

– А можно…

– Нельзя! Иди! – Ражный выставил ее на крыльцо и закрылся на ключ.

Потом зажег свечу, прикрывая пламя ладонью, толкнул ногой дверь на поветь и замер на пороге…

Он ни разу не ощущал, как сотрясается старый родительский дом, когда падают вниз противовесы, ибо в этот миг вздымался, взлетал над землей и не чувствовал ее притяжения…

– Почему ты позволил этому финансисту уехать? – спросил боярый муж, глядя испытующе, словно ждал обмана или подвоха.

– Был уверен, что вернется. И он вернулся…

– Чем же он заслужил твою снисходительность?

– Я понимаю, он был врагом… Но он искренне заблуждался, и я хотел лишить его разума… – Ражный помолчал. – Он наказал сам себя… Забрался в дом и попытался подняться на прави́ле. Что вышло, надеюсь, представляешь…

– А где сам был в это время?!

Он не хотел говорить о Миле и потому ответил неопределенно:

– У меня были гости. Не забывай, я живу в мире…

– Ты вотчинный аракс! – прикрикнул боярин. – И все, что происходит на твоей земле, подвластно тебе! А не чьей-нибудь воле! Где пленка, снятая его человеком?

– Уничтожил…

– Ты уверен, что она в единственном экземпляре?

– Ему было опасно делать копию. Поджаров всегда вел двойную игру и был очень аккуратен, иначе бы ему давно открутили голову.

– Это лишь предположение… – проворчал боярин, встал с корня и возвысился над Ражным.

– Ваш род всегда кичился умением чувствовать соперника на ристалище, приближение оглашенных и врагов. Вы же способны летать над землей, как нетопыри!.. Что же ты проглядел Кудеяра?

– Привык к нему. Впрочем, на это и был расчет… Он добровольно пошел в рабство, и я привык, как к рабу. И перестал чувствовать. Мы же стараемся не замечать внешние качества падших. Они вызывают омерзение, отвращение…

– Ослаб посылал опричников в твою вотчину. – Боярин еще раз обошел Поклонный дуб, глянул в крону. – Не знаю, что уж они выведали, но старец сказал мне определенно: ты преступил устав воинства. Тебе грозит суд, а перед Ослабом стоять в роще – это не передо мной… Надо подумать, как ты станешь защищаться. И что может предъявить тебе старец, в чем обвинить…

Лишь сейчас Ражный понял причину столь неожиданного визита боярого мужа: пришел не для того, чтобы порадоваться за его поражение на ристалище и таким образом еще на год продлить спокойствие за свое положение…

– Прости, боярин, – повинился он за свои мысли и положил ему руку на плечо. – Прости, брат.

– Почему ты до сих пор не женился? – внезапно спросил тот и сел на прежнее место. – Конечно, женитьба, продление рода – дело Ослаба, но я имею право спрашивать. Твой отец поручил… Ну?.. Все араксы с Пира бегут к суженым, с ристалища – и в брачную постель, даже с набитой рожей, а ты что?.. У тебя же есть невеста?

После Манорамы Гайдамак уже не мог разорвать обручение и лишить его невесты, а ее – женской судьбы. Но узнав о потешном поединке с боярином, вето наложил, велел на глаза не являться, пока он жив. И чтобы преодолеть его, теперь следовало просить руки суженой на коленях…

– Я еще подожду, – уклонился от ответа Ражный. – Чтобы не являться к суженой с набитой рожей…

– С кем тебя обручили?

Воропай мог и не знать Оксану…

– С правнучкой Гайдамака…

Пересвет понял это по-своему.

– Побочных детей наделал?

У него действительно одно время был побочный сын Сережа. Его родила Нина, русская учительница из Горного Бадахшана, и так уверяла Ражного, что он отец, – не поверить было невозможно. Даже при том, что у Нины оказалось еще три возлюбленных – рядовой Щукин и два офицера из комендантской роты. Потом рядовой демобилизовался и увез ее домой, в поселок Сузун Новосибирской области, откуда и пришло письмо с известием, что Сережа не его сын, а рядового Щукина. Но Ражному почему-то еще долго грезился тонколицый худосочный мальчик, протягивающий к нему руки из детской колыбели. Хотя у Нины в каменном сарайчике без окон не было никакой колыбели, а маленький Сережа спал в пластмассовой ванне.

– Так сколько наплодил на стороне? – по-свойски спросил боярин. – Положа руку на сердце…

– Думаю, нет пока ни одного, – с грустью сказал Ражный.

– А почему – пока?

– Ну, мало ли, – уклонился он. – Дело житейское. Пока нет, а вдруг да появится. Я в миру живу…

– Так и Ослабу ответишь?.. Что, если Гайдамак ему нажаловался, что ты правнучку лишаешь женской судьбы? А опричники подтвердили твое распутство в миру?

– Да не было никакого распутства, – нехотя проговорил он, все еще не желая упоминать имя мирской девственницы…

– Почему холостой до сих пор?

– Не хотел говорить… Вернее, вспоминать не хотел. Мы же тогда условились, поклялись…