Волчья хватка. Волчья хватка – 2

Девица с черным ошейником прочихалась, прокашлялась, но оставшись глуховатой на одно ухо, была возвращена бандершей на место и теперь вертелась возле костра, что-то щебетала, а Каймак по-прежнему ее игнорировал и лишь однажды, когда проверял уху на соль, поднес деревянную ложку к ее губам и попросил попробовать. Миля храбро приложилась к ложке, но опалила губы, прыснула на него ухой и, смущенная, убежала в гостиницу.

В тот же миг возле Каймака очутился старший егерь Карпенко, самый демократичный, коммуникабельный из егерей, да еще и фельдшер по образованию, быстренько достал марлевые салфетки, бережно промокнул, отер лицо шефу «Горгоны» и успокоил, что никакого ожога нет, даже первой степени. Так что вместо контакта получился казус, и Ражный в тот миг подумал, что Каймак сделал это с умыслом, поскольку ни свои самовары, ни заказная девица, ни вообще женщины ему были не нужны.

Подставляя свое обрызганное лицо Карпенко, он проводил взглядом девицу, презрительно сморщился и, зачерпнув новую порцию, дал своей усатой спутнице.

И у той все получилось с блеском.

Вообще его невозможно было представить на государственной службе, в каком-нибудь огромном кабинете, решающим дела «о защите прав человека». Или он был таким лишь на отдыхе, в обществе подвластной ему «Горгоны», где полностью расслаблялся и напрочь уходил от серьезной своей должности?..

В это время вернулся посланный в командировку телохранитель и деловым тоном сообщил шефу, что на данный момент рокфора в областном центре нет – проверено на высшем уровне, и что послана специальная машина в столицу, которая вернется завтра утром и доставит сыр прямо на базу.

Увлеченный процессом варки, тот выслушал кое-как и отмахнулся.

Но когда уха оказалась на свеженакрытых столах, расположенных тут же, у огня на берегу, Каймак демонстративно отодвинул тарелку и, поманив егеря Агошкова, шепнул что-то на ухо. Тот припустил со всех ног в столовую и через некоторое время вернулся с банкой маринованной селедки и следом испуга на лице. Важный гость вдруг пристукнул вилкой, и банка, напоминавшая противотанковую мину, выпала из рук официанта.

– Но там больше никакой рыбы нет, – пролепетал Агошков. – Все обыскал…

– Где мой омуль? – Каймак вскочил, обращаясь почему-то к бандерше. – Я вас спрашиваю! Где рыба?!

Та от испуга ничего не могла сказать, однако мило улыбалась. А шеф «Горгоны» наконец опомнился и обернулся к Ражному.

– Где мой байкальский омуль с душком?!

Застолье, еще не успевшее хлебнуть и раздразненное запахами, бережно положило ложки на стол. Защитник прав человека оказался далеко не мягким, растерянным интеллигентом, как показалось вначале, но мог внезапно превращаться в зверя, пугая окружающих рычанием.

Закрепленный обслуживать главных гостей егерь Агошков язык проглотил, таращил испуганные глаза и делал Ражному какие-то знаки.

Тот лично не проверял продукты, присланные «Горгоной», машину разгружал Витюля, и потому ответить ничего не мог.

– Я лично отправлял! Кстати, вместе с сыром рокфор! – встрял начальник службы безопасности.

– Сейчас посмотрю сам. – Ражный вылез из-за стола. – Если отправляли, значит, в холодильнике.

Омуля ни в одном из холодильников не оказалось. Ражный выматерился, постоял на кухне и хотел было сразу же идти к гурману Витюле, однако выглянув на улицу, увидел, что Каймак все еще стоит и ждет.

– Вашей рыбы действительно нет, – сдерживая гнев, вымолвил он, в этот миг презирая себя. – Странно, но это так.

И только потом направился в гостиницу.

– Я голоден! Вам странно, а я голоден! – как-то слабо, подрубленно воскликнул Каймак. – И я не вижу здесь пищи, которую можно есть!

Хотелось обернуться и рявкнуть, мол, что же ты врешь, подлец! Стол завален такой едой, что глаза разбегаются!.. Не рявкнул, а усмехнулся и напустил на себя суровый начальнический вид, поскольку его догнал Агошков.

– Сергеич, кто это такие? Что за люди? Ну, я не могу! На хрен, что хочешь делай со мной – вертеться возле этого… этой суки не буду!

Хладнокровный егерь, бывший спецназовец, воевавший в Афгане (за что и был принят на работу), выглядел смущенным и возмущенным одновременно.

– Будешь, – отрезал Ражный. – Иначе твои ребятишки с голоду подохнут.

Агошков успел наплодить после службы четверых детей…

– Понимаешь, Сергеич!.. Он сначала денег дал, чаевые, сто баксов. И я взял, дурак!.. А он сначала прижимался ко мне, будто невзначай, потом щупать стал… И еще целоваться лезет!

– Я подумал, ты гнева его испугался… А ты ему просто понравился.

– Да мне на его гнев!.. Отпусти, Сергеич! Я с этими гнойными… Не доводи до греха!

– Ладно, скажи Карпенко, пусть подменит, – сдобрился Ражный и поднялся на крыльцо гостиницы.

Герой сидел в комнате, где на кровати в эффектной позе лежала Миля с опаленными губками – кажется, у них текла мирная, задушевная беседа.

– Рыбу тоже ты сожрал? – с ходу зарычал Ражный.

Девица, как чуткий приемник, мгновенно уловила крайнюю степень гнева, вскочила и забилась в угол.

– Какую рыбу? – безвинно спросил Витюля.

– Байкальского омуля, с душком?!

– А это что, омуль был? – изумился тот.