Волчья хватка. Волчья хватка – 2

– Полюбуйся на него! – зло проворчал финансист, тотчас же оказавшись рядом. – Компаньон… Мать его!.. Не голова бы, не деньги и не зарубежные связи – ей-богу, утопил бы сам!

10

И у второго поединка неожиданно оказался свидетель!

Только если в первом оглашенный с видеокамерой снимал по-шпионски, затаясь где-то на дереве, то Молчун не таился, просто стоял и созерцал, как сражаются люди. Впрочем, и оглашенным он не был, поскольку вел свой род от волков – вечных поединщиков в борьбе за жизнь.

Его звериный взор не мешал и не отвлекал – напротив, даже вдохновлял: хоть волк и принесен был в дар, но, преодолевая боль раны, сбежал от Голована и пришел на ристалище сопереживать вожаку…

Чаще всего схватку созерцали только птицы – черные вороны, слетавшиеся в дубраву в ожидании поживы. И лишь единственный раз в три года совершалась Ярмарка – своеобразные олимпийские игры, когда сильнейший засадник, не знающий поражений, вызывал на поединок Пересвета на Боярское ристалище. Засвидетельствовать этот бой собирались многие араксы и все иноки без исключения. Зрители приходили к ристалищу заранее, искали потаенное место, обычно забирались в кроны дубов и, никак не выдавая себя, наблюдали за схваткой.

И еще в одном случае – во время Судного Пира, если Ослаб приговаривал к поединку и объявлял его зримым…

Волк сейчас был благодарным зрителем…

Еще только взявши друг друга в объятия, Ражный впервые почувствовал мощь плоти Скифа, тугое, напористое биение крови и тепло… нет, жар, исходящий от тела. Было полное ощущение, не человека обнял – коня! И не зря эту стадию поединка называли братанием: яростный, беспощадный противник в кулачном бою на самом деле вдруг стал близким и в какой-то степени родным, но так, как в детстве бывает родным отцовский конь, на спину которого ты вскочил и помчался без узды и седла, всем телом прильнув к существу более выносливому и сильному.

Он знал, что это происходит за счет взаимного обмена энергией при прямом контакте, и ждал лишь момента, когда он начнется. Скиф так и не дал возможности воспарить летучей мышью в течение всего зачина, и теперь, в братании, этого и не требовалось, поскольку Ражный «увидел» соперника телом.

И в первый миг был восхищен его силой, опять же как в детстве восхищаешься мощью коня. Тогда же у него мелькнула мысль об историчности этого поединка. Ражному невероятно повезло, и он сейчас борется с одним из сильнейших, если не самым сильным человеком планеты, и о схватке с ним будет что рассказать сыну и внукам.

Но подобные чувства мелькнули в сознании искрами, между прочим, ибо полыхал уже иной высокий огонь страсти, ни с чем не сравнимый и всепоглощающий. Скиф и в братании делал попытки танцевать, вернее, водить соперника, как кавалер водит барышню, – не зря намекал про польку-бабочку! Пояс у него был сделан тоже из кабаньего панциря, толстый и жесткий, он едва захватывался рукой и почти не сгибался, чтоб сомкнуть пальцы. Снег на цветах хоть и стремительно таял, а все-таки сильно мешал, скользил под ногами, не давал упереться в землю, и пока Ражный осваивал особенности ристалища, инок потаскал его по центру круга. И наконец, утвердившись на земле, врыв ее скрюченными пальцами ног, Ражный сделал попытку провести свой родовой прием – зажать шею противника и обвиснуть на нем, поджидая момента, когда уставший держать его вес соперник сделает ошибку и приблизит ногу для захвата. Короткими, молниеносными движениями он стиснул инока, вжал его лоб в свое плечо, но тут понял – замысел не удастся из-за роста Скифа! Он был ниже на голову, и чтобы повиснуть на его шее, нужно или встать почти на колени, или слишком далеко от противника упереться ногами, а он немедленно использует такое положение: опасно перемещать вперед центр тяжести.

Инок активно сопротивлялся ему, но одновременно как бы наблюдал с интересом, словно сказать хотел: «Ну-ка, ну-ка!.. Что это ты изобразить вздумал?»

Его железный кулак, зажавший пояс Ражного, находился сейчас как раз напротив старой раны, хотя ему удобнее бы было взяться за ремень ближе к позвоночнику. От такой близости руки противника к неприкрытому уязвимому месту на правом боку начинался не испытанный раньше болезненный озноб. И преодолевая его, Ражный резко повел бедро вперед, словно намеревался бросить с холки, и обманул Скифа; тот предусмотрительно шире расставил ноги и пополз рукой, жуя пальцами пояс, к спине.

Положение все равно оставалось опасным, больше потому, что фокусировало внимание и все время преследовала мысль-приказ – ни за что не выпускать инока из братских объятий, не давать ему переходить в кулачный бой, дабы не смог нанести удара в правый бок, а в момент расцепления у него будет такая возможность!