Волчья Луна

– «Как и многим из нас».

– Что же мне делать?

– Вопрос не в том, что ты можешь делать, а в том, чего не можешь. Эката.

– Я слышал это слово. – Теперь они разговаривают на португальском. «Эката» – волчье слово, которое волки взяли из пенджабского и присвоили.

– Я не могу его по-настоящему перевести. Он означает единство душ. Христиане бы назвали его братством, мусульмане – вроде бы, умма, но на самом деле оно куда сильнее. Цельность, единение. Более того. Ты открываешь глаза – и я вижу через них. Мы понимаем без того, чтобы понимать… Я волк; не уверен, что могу объяснить это тому, кто не является волком.

– Мне нравится, как ты это произносишь. «Я волк».

– Так оно и есть. Мне понадобилось много времени, чтобы это осознать. Я был твоего возраста, когда понял, что означают все эти перемены настроения, личностные сдвиги и приступы гнева. Я не мог спать, меня тянуло к насилию, я был гиперактивен, а потом наступали другие периоды – темные периоды, – когда я по несколько дней ни с кем не разговаривал. Я думал, что болен. Думал, что умираю. Доктора пичкали меня лекарствами. Моя мадринья знала, в чем дело.

– Биполярное расстройство.

– Это не расстройство, – говорит Вагнер, а потом понимает, что ответил слишком быстро, слишком резко. – Не обязательно называть это расстройством. С этим можно совладать с помощью лекарств или направить это в совершенно другое русло. Можно сделать это чем-то бо́льшим. Что сделали волки, так это создали социальную базу для этого, культуру, которая это принимает и поддерживает. Питает.

– Волки.

– На самом деле мы не волки. Мы не меняемся физически вместе с циклами Земли. Ну, мозговая химия меняется. Мы принимаем лекарства, которые воздействуют на химические процессы в нашем мозге. «Вервольфы» – это богатое и вызывающее эмоциональный отклик метафорическое определение того, как мы циклично перемещаемся от одного психологического состояния к другому. Обратные вервольфы. Вервольфы наоборот. Мы воем в свете Земли. Впрочем, у биполярников встречается чувствительность к свету. Так что, быть может, свет как-то со всем этим и связан. Послушай, я, вероятно, говорю быстро и отрывисто?

– Верно.

– Это светлый аспект. Я принимаю много лекарств, Робсон. Как и все мы. Мадринья Флавия знала, что я такое, и она связала меня со стаями, когда еще работала в Боа-Виста. Они мне помогли, показали, что я могу делать. Они никогда на меня не давили. Я должен был сам принять решение. Это богатая жизнь. Это суровая жизнь, когда ты каждые пятнадцать дней становишься кем-то другим.

Робсон вздрагивает, выпрямляется. Лапша и креветки выпадают из его палочек.

– Каждые пятнадцать дней. Я и не знал…

– За это приходится платить. В Боа-Виста ты всегда видел лишь одного меня; темного меня, и вы все думали, что это и есть Вагнер Корта. Вагнера Корты не существует; есть волк и его тень.

– Я тебя почти не видел в Боа-Виста, – говорит Робсон.

– Были и другие причины, – говорит Вагнер, и Робсон понимает, что эти вопросы надо оставить на другой раз.

Мальчик спрашивает:

– Вагнер, когда ты перестанешь быть волком. Когда ты сделаешься тенью. Что случится со мной?

– Стая распадется. Мы отправимся к нашим теневым жизням и теневым любовям. Но стая никогда не перестанет существовать. Мы бережем друг друга. Я волк, но я по-прежнему Корта. Ты Корта. Я буду рядом.

Робсон ковыряет палочками в миске.

– Вагнер, как, по-твоему, я могу повстречаться с друзьями из Царицы?

– Пока нет.

– Ладно. – Еще один взгляд через «вэйфэреры». – Вагнер, я должен тебе рассказать, что пытался найти свою команду трейсеров.

– Я знаю. Робсон…

– «Робсон, будь осторожен в сети». Я не смог их отыскать. Я боюсь за них. Боб Маккензи сказал, что не причинит им вреда…

– Но Боб Маккензи мертв.

– Да. Боб Маккензи мертв. – Робсон оглядывается по сторонам. – Мне нравится это место. Я бы хотел сюда приходить регулярно. – Отыскать подходящую закусочную – ритуал становления взрослым. – Это ничего?

– Нормально.

– Вагнер, я занимаю много твоего времени. Я отнимаю тебя у них. Это проблема?

– Это создает напряженность.

– Вагнер, как ты думаешь, я смогу научиться экате?

* * *

Моту оставляет двух женщин у двери «Кристалайна». Марина бьет по кнопке, и инвалидное кресло раскрывается. Ариэль забирается в него. Члены персонала поворачиваются и пялятся, не понимая, что делать, как обслуживать. Они молоды и никогда не видели инвалидных кресел.

– Я могу тебя толкать, – говорит Марина.

– Я сама себя толкаю,[15] – говорит Ариэль.

Ариэль катится по полированному полу из синтера мимо барной стойки, и люди в кабинках и за столами поворачивают головы. «Она вернулась; поглядите на нее, я думал, она умерла». Марина идет спокойно, с достоинством, в двух шагах впереди, расчищая дорогу, но Ариэль видит, как она прихрамывает и морщится, скрывая боль. Доктор Макарэг стянула, заштопала, перевязала и обезболила наиболее тяжелые раны; остальное Ариэль прикрыла тканью и макияжем.