Она подняла глаза к небу – чистому, ярко-голубому. Из всего, что только что было сказано, если б была на то ее воля, Клер запомнила бы только одно: «Я не стану принуждать тебя к этому замужеству…» То было обещание свободы, оберег от превратностей судьбы. Стоило ей подойти к Бертий, как та схватила ее за запястье:
– Клер, бога ради, что происходит? Только что дядя Колен стоял у окна с таким горестным лицом, а твоя мать вопила от злости… А ты, по-моему, вот-вот разрыдаешься!
– Я все тебе расскажу после обеда, Бертий! Притворишься, что очень устала, и я отнесу тебя в спальню.
– Нет, я не могу так долго ждать! – возразила кузина.
– Сейчас нет на это времени!
Клер подняла кузину и перенесла ее в общую залу. Работники мельницы уже расселись вокруг стола. Колен сидел на своем месте. Фолле нарезал хлеб. Переговаривались и шутили громко, заглушая привычную песню реки и стук толкушек. Девушка поспешила подать запеканку, паштет и холодную кровяную колбасу. Еще она принесла четверть сырного круга и горшочек сливочного масла.
– Сегодня, господа, вы обедаете без меня. Мне что-то нехорошо.
Послышались дружеские возгласы: Клер все любили, относились к ней с уважением. И всем хотелось сказать ей что-то приятное.
– Какая жалость, мадемуазель! Вы – наш лучик солнца, и вот уходите!
– Кусок в горло не идет, когда вас нет за столом!
– Хотя бы тартинку съешьте, мамзель Клер!
Растроганная, девушка только качала головой. Как будто большая дружная семья просила ее остаться… Возмущение ее понемногу угасало. Что с ними всеми станет, если мануфактура закроется? У добряка Эжена шестеро детей, которых нужно кормить, старик Морис, один из лучших черпальщиков, содержит семью дочки, которая вышла замуж за бездельника… И все они полагаются на своего хозяина и гордятся тем, что работают на мельнице семьи Руа. Разорение отца – беда для всех. И достаточно одного ее слова, одного-единственного «да», чтобы их спасти. У Клер закружилась голова.
– Простите, мне все же нужно уйти!
Опасливо взглянув на отца, Клер вышла во двор, оттуда – на дорогу и побежала к Базилю. За ней тенью следовал Соважон.
Клер барабанила кулачком в дверь дома Базиля до тех пор, пока не услышала шаги, а потом и лязг защелки.
– Что, егоза, пришла исповедаться? – сказал он, впуская ее в дом. – Вся взъерошенная, глаза на мокром месте…
На душе у Клер и правда было тяжело. Столько сомнений, вопросов, страхов…
– Базиль, не издевайся, прошу!
Она все не могла отдышаться. Соважон принялся обнюхивать пол, но ни один жест Базиля не укрылся от его золотых хищных глаз.
– Ну и ну! – воскликнул хозяин дома. – Твой Соважон – вылитый волк! Куда только смотрят твои родители… И белое пятно на морде не спасает. Думаю, скоро наши местные охотники – да тот же Фредерик Жиро! – усомнятся в его родословной!
Прижавшись спиной к стене, Клер ответила жалобно:
– Базиль, пожалуйста, не напоминай мне про Фредерика! Если б ты только знал!
Базиль подошел, пытливо заглянул ей в глаза. Клер хотела объяснить, но разрыдалась.
– Что еще стряслось? Этот хлыщ тебя обидел?
Базиль неловко погладил девушку по щеке. Клер укрылась в его объятиях, и слезы полились уже потоком. Жизнь вдруг показалась ей невыносимой. Материнские жестокость и эгоизм, предательство отца, жалобы Бертий, и Жан, «мой Жан», как она уже называла его в своих тайных мечтах… Жан – отщепенец, каторжник!
– В последнее время ты прибегаешь, только чтобы поплакаться, – заговорил Базиль. – Ну да ничего, хоть кому-то я могу быть полезен… Клер, не плачь! Я не умею утешать женщин.
– Еще как умеешь! – всхлипывая, отвечала девушка.
Она все никак не могла оторваться от плеча своего старого приятеля – худого, но упоительно надежного. Очень тихо, в немногих словах Клер рассказала, что ее гложет.
– Бедная моя девочка! – вскричал Базиль, когда она умолкла. – Не думал, что Колен Руа на такое способен. Твой отец – слабак, Клер. Он дал этому негодяю Жиро заманить себя в ловушку. Вот уж кому в аду обрадовались!
Базиль провел Клер к креслу, заставил сесть.
– Сейчас налью тебе что-нибудь, чтобы взбодриться. И прикажи псу лечь: у меня от его беготни голова кругом!
По свистку хозяйки Соважон прибежал и улегся у ее ног. Клер почесала ему лоб и прошептала:
– Лежи смирно!
– Красавица и чудовище! – прокомментировал бывший учитель, удивляясь взаимопониманию между девушкой и ее любимцем.
– В детстве я обожала эту сказку, – сказала Клер. – Странное дело… Утром мама рассказала мне жуткую историю про пастуха, того самого, в чью честь названа наша мельница.
Базиль налил ей немного виноградной водки и печально улыбнулся.
– Эту историю я слышал, но не от твоей матери. Клер, кроме этой мерзкой эпопеи с помолвкой есть еще кое-что… Может, расскажешь мне про парня, которого ты пригласила в мой дом и у которого такие плохие манеры? И это еще мягко сказано… Ты можешь мне доверять. Я умею молчать, когда надо!
Клер подняла голову. Непослушная прядь волос упала ей на лицо. Она вдруг преисполнилась уверенности, что Базиль может помочь Жану, хотя бы из чувства справедливости.