Волчья мельница

— Ваш подопечный чувствует себя хорошо, — поспешил заверить ее Бертран. — Настолько, насколько может человек, которому только что сообщили о смерти жены. Благодарит вас за то, что приютили его девочку. Клер, мне нужно ехать, нужно подготовить документы… Прошу вас, надейтесь на лучшее!

Она поблагодарила, слегка разочарованная. Матье все это время бегал вокруг машины, не решаясь даже прикоснуться к кузову.

«А чего я ждала? — упрекнула она себя, слушая адвоката. — Что Жан пришлет признания в любви? Я для него больше не существую. Он любил Жермен и теперь страдает. Бедный Жан!»

— Клер, я заеду через пару дней. Меня беспокоит один момент — письмо Леона. Я немного знаю Дюбрёя. Он фанатик своего дела. Нужно обставить все так, чтобы судья поверил: Жан обманул вас с мсье Дрюжоном, втерся в доверие. Мы все должны придерживаться этой версии — как единственной возможной. Вы полюбили Дюмона, Базиль его приютил, но вы оба понятия не имели о прошлом парня. Только при этом условии можно понять, зачем вы дали Леону адрес Шабенов в Нормандии, и тем самым упредить возможную атаку Дюбрёя. Вплоть до лжесвидетельства, если понадобится. Я еще не говорил об этом с Дюмоном. Хотя он недоумевает, как его нашла полиция…

— Он меня возненавидит!

— Такой риск существует, но я сомневаюсь, — сказал Бертран.

Улыбнулся, поцеловал Клер в щеку.

Молодая женщина долго стояла на крыльце и смотрела, как черный автомобиль уносится в облаке дыма.

* * *

Ангулем, 30 сентября 1902 года

Бертий нервным движением отложила газету. Гийом надел очки и внимательно посмотрел на нее. На висках у него появилась седина. По словам жены, в тридцать он уже приобрел стариковские замашки.

— Что не так, моя кошечка?

— Вчера ночью Золя умер, отравившись угарным газом, — отвечала Бертий. — Обожаю его книги!

В статье говорится о неисправности дымохода. А может, это хорошо спланированное убийство… После дела Дрейфуса у него появилось много врагов…[40]

— Не верь слухам, дорогая! Так или иначе, его книги все равно будут продаваться. Кстати, я советовал тебе их не читать. Слишком много сцен в весьма дурном вкусе… Глупо убиваться из-за смерти совершенно чужого человека, жившего на другом конце страны!

Молодая женщина сердито отодвинула чашку с молоком. Муж часто выводил ее из себя. Вот и сейчас она заявила, гневно сверкнув глазами:

— Ну, тебе-то на все наплевать! На горе Клер, на предстоящий суд над Жаном Дюмоном, который снова перенесли на две недели. Единственное, что тебя занимает, — это счет в банке. Я буду оплакивать Эмиля Золя сколько захочу!

Гийом отпил кофе из чашки. Посмотрел на фасад дома через улицу, залитый ярким солнцем. День обещал быть погожим.

— Осень в этом году чудесная.

— В городе после обеда все равно слишком душно! Сегодня я не буду открывать магазин. Поеду лучше на мельницу!

Гийом аккуратно свернул газету.

— На мельницу? Значит, ты решилась?

— Еще не знаю. Просто хочу повидать Клер. Я соскучилась! Здесь у меня совсем нет подруг. А там, в долине, хорошо, и лесные дороги усеяны опавшей листвой…

Разговор этот проходил за завтраком. Оба супруга были в домашней одежде. Со стороны площади Шам-де-Марс доносились крики зеленщиков, расставлявших свои прилавки. По улице Перигё двигались первые фиакры. Отчетливо слышался стук лошадиных копыт по мостовой. Время было раннее, еще два-три часа, и шум станет оглушительным.

— Принцесса моя, не надо дуться! Эта дурацкая комедия слишком затянулась. Год! Ты ждешь целый год! Поезжай и поговори наконец с кузиной! Она обрадуется!

Молодая женщина отрицательно помотала головой. Ее белокурая шевелюра заколыхалась над миниатюрными плечами. Бледно-розовые губы сложились в гримасу.

— Лучше я останусь задыхаться в этой квартире! Тебе же придется выйти. Нужно отвезти словарь, переплетенный в красную кожу, в Сен-Сибар. Заодно разомнешься!

— Я знаю лучший способ разминки! — воскликнул Гийом, улыбаясь одним уголком губ. — Бертий, у тебя столько ненадеванных платьев, столько туфель! Но ты продолжаешь прятаться — непонятно почему.

Бертий скрутила салфетку в шарик и бросила мужу в лицо. Встала и неуверенным шагом приблизилась к двери в их общую спальню.

— Где моя трость? — громко спросила она. — Пока я не смогу ходить без трости, никто не узнает!

Гийом поспешно подошел, обнял ее и прошептал:

— Маленькая фурия, ты так хороша в гневе! Обожаю смотреть, как ты ходишь, как твои очаровательные ножки ступают по ковру! Но еще больше — когда ты лежишь на кровати…

И он жадно поцеловал жену в шею. Его руки скользнули к ее грудям, обтянутым розовым коленкором ночной рубашки. Он желал ее все с тем же пылом, что и в первую брачную ночь.

— Немедленно прекрати! — одернула его Бертий. — Ты критикуешь романы Золя, а у самого натура еще более извращенная!

— Извращенная? У меня? — возмутился Гийом. — Мои желания легитимны, Бертий! Мне принадлежит самая красивая женщина города, и я вправе этим пользоваться!

Она отодвинулась, злясь на него еще больше. Крошечными кулачками толкнула Гийома в грудь, отчего он лишь рассмеялся.