Волчья ночь

Мне кажется, что я сплю. Я так давно ждала этого разговора с тетей, что, наверное, он мне приснился, и Сережа не был на том переходе, и водитель внедорожника не летел, как сумасшедший. Это просто кошмар.

— Эля, — я поднимаю глаза и встречаюсь с внимательным взглядом своего хозяина, — с тобой все в порядке.

— Да, Эдуард Андреевич, со мной все хорошо, — я улыбаюсь ему, делаю несколько шагов и падаю в пропасть…

— Ну где ты там пропала? — Дима постучался в дверь ванной.

— Иду, — тихо ответила я и поднялась с пола, на который меня усадило очередное воспоминание.

Уже открыв дверь, я поняла, что так и не притронулась к крану. Виновато взглянув на Диму, я вернулась в ванную и умылась на автомате. Затем вышла, села за стол, куда мой друг перетащил стаканчики с кофе и булочки. Аппетитный запах сдобы с ванилью больше не радовал, вкус свежих булочек и кофе я не чувствовала. Дима, следивший за мной, вообще не притронулся к своему завтраку.

— Ты что? — он передвинулся ко мне поближе. — Эль?

Я подняла на него глаза, попыталась улыбнуться, не вышло. Лицо непроизвольно перекашивается, и я начала рыдать…

… Я лежу на чем-то мокром, и лицо мокрое. Открываю глаза и понимаю, что подушка промокла от слез, я беззвучно плачу, и похоже уже давно. Рядом кто-то сидит, этот кто-то заботливо гладит меня по голове, время от времени осторожно вытирает слезы и смотрит очень грустно, очень сочувственно. Я пытаюсь встать, но широкие сильные ладони, ложатся мне на плечи, вынуждая не вставать.

— Как ты? — спрашивает мой хозяин, но у меня нет сил ему отвечать. — Ты что-нибудь хочешь?

Единственное, что я сейчас хочу, это остаться в одиночестве, но Эдуард не намерен выполнять это желание. Он помогает мне сесть и сам поит чем-то. По запаху я узнаю корвалол. Потом одевает на меня сапожки и шубку, не мою, потому что у меня нет шубки, но она удивительным образом садится на меня, как влитая. Сапожки тоже не мои, но идеально подходят по размеру. Эдуард с видимым удовольствием оглядывает меня, затем снова подхватывает на руки и несет на улицу. Я пытаюсь сопротивляться, но он только улыбается и смотрит, смотрит, смотрит…

Перед дверями стоят сани, запряженные белоснежной тройкой. На мгновение я забываю о своем горе, перестаю вырываться и увещевать его, потому что восхищение тремя красавцами полностью захватывает меня. Эдуард тихо смеется.

— Дозволь прокатить, царица? — весело говорит он, и я машинально киваю, не задумываясь над его словами.

Мой хозяин сажает меня в сани, накрывает ноги теплым пледом, сам садится на место возницы, берет в руки вожжи и залихватски свистит. Лошади срываются с места, и сани мчат к воротам. Я поднимаю голову и успеваю увидеть Наталью. Она следит за нами с хозяином из окна, плотно поджав губы. Глаза у женщины злые. Она замечает, что я смотрю на нее и задергивает штору. Мой взгляд скользит чуть в сторону, из окна спальни хозяйки тоже смотрят, только в глазах Кристины сочувствие. Она тоже отходит от окна, и тройка несется так, что в ушах свистит ветер, вынуждая поднять воротник и прижать его руками. Но теперь стынут пальцы.

А сани мчат, звенят бубенцы под расписными дугами, сыпется снег с разлапистых елей. Вид зимнего леса заставляет забыть обо всем, я начинаю улыбаться. Эдуард оборачивается и весело смеется, глядя на мои восхищенные глаза. Затем он останавливает лошадей, перебирается ко мне и стягивает с себя шарф и перчатки. Мои руки тонут в этих перчатках, но пальцы начинает колоть, и руки быстро согреваются. Мой хозяин возвращается на свое место, и мы снова летим по зимнему лесу…

— Малышка, как ты? — я вздрогнула и посмотрела на Диму.

— Мне уже лучше, — шепчу я и встаю с кровати второй раз за это утро. — Некоторые воспоминания делают очень больно, но я это уже пережила один раз, значит, сейчас переживу быстрей.

Дима не стал спрашивать подробности, и я была ему благодарна. Он вышел из номера, забрав наши сумки, а я побрела в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Отражение в очередной раз меня не порадовало. Красные глаза, нос картошкой, все те же растрепанные волосы. Я нагнулась над раковиной, ополоснула горящее лицо и поспешила к Диме, которые уже ждал меня в урчащей машине.

— Хочешь, Москву покажу? — спросил мой спутник.

— Покажи, — я равнодушно пожала плечами.

— Все будет хорошо, малышка, — сказал Дима, я кивнула, жалко улыбнувшись.

Машина тронулась с места, и я прикрыла глаза…

… Ночью снова воет волк, только в этот раз ему отвечают другие волки, наполняя воздух тягостной тоской. Я в ыглядываю в окно, вслушиваясь в серое многоголосье. Полная луна заливает площадку перед домом так ярко, что даже при выключенных фонарях я могу видеть заснеженные статуи, которые глядят перед собой пустыми глазами. Мне сейчас тоже хочется завыть, потому что боль от потери невозможно унять, как невозможно поверить в нее.