Волчья песнь (СИ)

Легко пробравшись в местную администрацию, Машка и Олмер украли схему с изображением канализационной сети. Бранка засела на крыше дома напротив гарнизона — со своей неразлучной снайперкой. К четырём утра Горька прикрывал Бранку, сидя в одном из садов, а Машка, Сашка и Мирко сидели в коридоре под открытым люком. Остальные ждали в коллекторе в парке.

Когда люк распахнулся, Бранка пересекла натянувшуюся верёвку пулей. Естественно, никто не ожидал, что Дик грохнется точно в люк — это было уже счастливой случайностью. Да и выстрела Бранки никто не слышал толком, потому что как раз в это время Горька открыл огонь наудачу — это оказалось тем более неожиданно, что все сады и дома вокруг проверяли (Горька в это время сидел в кроне яблони и грыз скороспелку) Бранка преспокойно ушла с крыши задворками и переулками. Горка, расстреляв не меньше дюжины магазинов (и при этом перемещаясь по садам и задворкам), воспользовался стоявшим в одном из дворов гражданским трициклом — проломил заборчик и "сорвался" от погони…

…Потом Лесные Псы покинули коллектор. До полудня они добрались к своему складу, нагрузив себя и волков боеприпасами — и к вечеру были уже в полусотне километров от Фафине, недалеко от лесной деревушки Леве, в полнейшей глуши, предоставив врагу обыскивать леса и исходить бессильной злобой и непониманием…

32

Лагерь Лесных Псов был разбит на лесном холме на берегу тёмного зелёного озера, к которому можно было пробраться лишь "за хвостом волка". Ну а уж если Лесные Псы не могли сами найти троп, полагаясь на помощь волков — то куда там врагам!

На этот раз они не разжигали костра и не вели разговоров. Бросив вещмешки и рюкзаки на траву и прислонившись к ним спинами, откинув головы, разбросав ноги, смотрели они в небо над озером. И волки, лёжа рядом с людьми, смотрели в небо тоже. А потом поднялись и начали уходить — к своим далёким логовам, подругам, подрастающим волчатам… Они исполнили свой долг перед друзьями и уходили отдохнуть, чтобы в любой момент вернуться на зов…

А Лесные Псы остались сидеть, заворожённо глядя в небо. Они снова победили, а небо — небо ничуть не изменилось, и половинка Неразлучного висела в небе… Хотелось прости сидеть и сидеть…

— Давайте всё-таки разведём костёр, — наконец пошевелился Горька. Но Сашка, поднявшись, покачал головой.

Он стоял, опустив руки и вскинув голову — рослый, поджарый, уже почти взрослый человек, выросший и возмужавший на войне. Его поза, его одежда, его молчание — во всём это было… было что-то эпическое, иначе не скажешь.

— Вспомним наших погибших, — сказал он, поднимая руку. — Давайте вспомним тех, кто шёл с нами от начала и не дойдёт до конца никогда — но навсегда останется с нами, в наших сердцах. Победим мы — победят и они. Умрём — и они умрут с нами навсегда. Мы многое и многих потерял — но, думаю, все согласятся, что больней всего для нас было терять тех, кто вырос рядом с нами и сражался рядом с нами — и пусть простят нас наши старшие, что мы не их вспоминаем сегодня… Ну? Кто начнёт, Лесные Псы?

На какое-то время снова стало тихо. Сейчас все и правда вспоминали — вспоминали тех, кто остался на дорогах войны за прошедшие годы.

Наконец поднялся Мирко. Сверкнул нож — и с ладони юноши упали несколько капель крови. Протягивая руку к друзьям, он заговорил с отчётливо уловимой нежностью:

— Я хочу говорить о Ларе — да и кому говорить о сестре, как не брату? Она была верной, честной и смелой, какой и должна быть русская, какой должна быть девчонка Земли. Разве оставила она друга в беде, когда пришла смерть?

— Тогда надо говорить и о её друге, — поднялся Дик, проведя по ладони ножом. — Тони Роклифф был достоин своей подруги. Разве он не пал, прикрывая наш отход? Пал, как мужчина и как воин, хотя был младше почти всех нас — сейчас! Аоу!

— Они были хорошей парой, — снова сказал Мирко, — достойной друг друга и народов, к которым принадлежали по крови… Он погиб, защищая друзей. Она погибла, вернувшись к телу уже мёртвого друга и защищая его! Аоу!

— Помните тот декабрь, — раздался звонкий голос Олмера. С его ладони, рубиново сверкнув, упали и повисли на траве капли крови, — когда деревья лопались от мороза?! Это была самая страшная зима — помните, как мы мёрзли, как нам нечего было есть?! Помните, как трудно было просто подняться на ноги?! Они ушли в мороз — Борька Усков и Мэгги Холлин! Они не вернулись… а потом мы нашли их рядом с тушей оленя, которую они волокли к нам в лагерь… и не дотащили. Умерли, стараясь спасти нас… Аоу!

— Сказав о Борьке, нужно сказать и о его сестре, — встала, уколов ладонь, Машка. — Я не знала другой такой девчонки, как Светлана! Она была доброй, она была отзывчивой, всегда готовой помочь. Мне ли не знать, почему холод той зимы забрал и её?! Я была ранена тогда, и она, старшая, отдавала мне свою пищу, чтобы я выжила. И я выжила, а она — замёрзла, просто не проснулась однажды утром, потому что у неё не стало сил противиться холоду… Аоу!