— Дай мне мобильник! У отца Георгия есть телефон, пусть бегут нам навстречу. Пусть вынесет хоругви, кресты, что там у него еще!
— Ты же в это не веришь!
— Черт с ним, прости Господи! Лишь бы работало!
Хлопанье крыльев — будто теребят огромный полиэтиленовый мешок — неумолимо приближалось. Катя бежала во всю прыть, высоко подобрав подол длинной юбки. Шлепанцы слетели с ног, но нагибаться за ними она не стала.
— Ну, давай же! Бери трубку! — отчаянно кричал Василий в молчащий телефон. — Черт! Он его как обычно где-то оставил, козлиная борода. Держи, это бесполезно.
Сжав в руке маленькую «Моторолу», другой рукой девушка проверила ворот. Нет, из-под плотной майки крестик выскочить не мог. Только бы эта крылатая тварь не увидела Ключ! И потом… Трусливая дура, зачем она бежит к церкви? Там же Яно!
— Васенька! — так спокойно, как только возможно на бегу, окликнула она мужчину. — Ты беги к церкви, а я в другую сторону. Так надо, не возражай!
Не оглядываясь, девушка побежала через поле. Крапива больно обжигала голые икры. Сердце выпрыгивало из груди. Катя не надеялась спрятаться, она рассчитывала лишь увести демона подальше от церкви. Это был безрассудный порыв, противоречащий инстинкту самосохранения и здравому смыслу. Но сейчас ей казалось, что самое важное — защитить Яно.
А крылатая тень уже накрыла беглянку. Услышав отчаянный крик Василия, девушка оглянулась. Тут же тяжелое, скользкое тело упало на нее, уронив на траву. Катя забилась, пытаясь вырваться из железной хватки черных когтистых лап, и в ужасе почувствовала, что отрывается от земли. Демон поднимал ее все выше и выше; вот и Василий превратился в игрушечного человечка, беспомощно размахивающего руками… Вот Камышовка развернулась как на ладони… Кате страшно было смотреть вниз, но взглянуть наверх она тем более не решалась, боясь встретиться глазами с похитившей ее тварью. Разумеется, она не пыталась освободиться: падение с такой высоты сулило верную смерть.
Демон обогнул тополиную рощу. Катя заметила, что он старается держаться подальше от сверкающих на солнце куполов. Внизу она видела длинный овраг, заросший ольшаником; похититель камнем падал туда. Девушка зажмурилась, приготовившись удариться о землю. Но в последний момент демон спланировал на крыльях и мягко опустился на дно оврага. И тут же страшная, всепроникающая боль скрутила судорогой тело девушки — ей показалось, что она приземлилась на острый кол, который уже пропорол ее насквозь, до самого сердца. Ясный солнечный день сменился мраком, в котором мелькали перед глазами ослепительные разноцветные искры. Последнее, что помнила Катя, теряя сознание, — собственный душераздирающий крик, пронесшийся над оврагом.
Морэф с удовольствием разглядывала барона ниф Зайта, склонившего перед ней седую голову. Воистину ей пришлось побороться за эту душу! И за это красивое, сильное тело. Она даже сожалела, что ритуал на верность Домгалу провела не она сама, а ее первая фрейлина. Ведь только ночь любви, проведенная с могущественным демоном, делает человека слугой Домгала. Морэф помнила, какой проблемой была глупая, старомодная верность барона своей жене. Нашелся, однако, добрый человек из дворни ниф Зайтов, который согласился за умеренную плату ежедневно подсыпать медленнодействующий яд в питье баронессы. Никто не усомнился, что она умерла своей смертью. А потом на освободившееся ложе взошла Элсен — фрейлина королевы. Мерзавка — поговаривают, что могуществом с ней поделился не кто иной, как Фаргит. Услышав это впервые, Морэф с трудом сдержала страстное желание немедленно четвертовать распутницу. Но, во-первых, Элсен, по-прежнему, была крайне полезна, и такой грозный воин, как барон ниф Зайт, находился у нее под каблуком. А во-вторых… Теперь это не имело значения. На Фаргита больше нельзя положиться. За свою дерзость он поплатится жизнью — не сейчас, а когда оба мира будут принадлежать Домгалу и Морэф. А пока… Не пора ли подыскать нового фаворита?
— Подойдите, барон, — грудным голосом велела Морэф. — Какие новости в Вишмедлане? Когда вершишь дела всей страны, детали порой ускользают…
— Мои подданные верно служат своей королеве, — ответил ниф Зайт.
— А вы, барон? — Морэф, сидевшая на троне, кокетливо подалась вперед.
— Королеве известно, что я для нее не пожалею своей жизни.
— А чужой?
Морэф впилась в барона глазами, ожидая ответа.
— Королеве известно, что я не пощадил свою дочь, — глухо отозвался рыцарь.
— Вы все еще оплакиваете ее, барон? — королева придала лицу сочувственное выражение. — Бедная малютка! И ведь не прошло и года, как ваша жена… Но полно, полно об этом, я не хочу терзать ваши раны. Я уверена, что такому воину, как вы, лишь ратные подвиги принесут успокоение. У меня к вам крайне важное поручение.
Барон поднял голову, в глазах его появился отчаянный блеск.
— Слушаю, королева!
— Сейчас я вам кое-что покажу.
Морэф зачмокала губами, и на зов из-за портьеры, припадая на раненую лапу, вышел двуглавый пес.