Волчья река

Если следователь и разочарован, то никак не показывает этого.

– Если сможете записать всё это для меня, вы окажете большую помощь следствию, – говорит он. Открыв боковой ящик своего стола, достает оттуда стопку разлинованных желтых листов и фломастер. – Мне нужно будет также расспросить мистера Кейда о том, что он делал с тех пор, как Марлин позвонила вам в первый раз, и до тех пор, пока вам не поступил второй звонок.

– Конечно. Он с радостью сделает это и тоже даст вам доступ к данным о локации своего сотового телефона. – Обычно я не стала бы давать таких обещаний от имени Сэма, но этот детектив явно не глуп; он так или иначе собирается добыть судебные постановления на этот счет и предъявить их нам. Если мы пойдем ему навстречу, может быть, это повысит кредит доверия к нам?

– Так что именно сказала миссис Крокетт, когда звонила вам? – спрашивает он меня и слегка подается вперед. Приглашение к откровенности, к конфиденциальному разговору между нами. Надо отдать ему должное, он хорошо владеет языком тела.

– Не очень много. Она звонила мне после ужина – после того как мы вернулись из Ноксвилла.

– Из Ноксвилла, – повторяет он. – А зачем вы ездили в Ноксвилл?

– Я участвовала в «Шоу Хауи Хэмлина». Оно снималось там.

Мой тон снова становится резким. Детектив слегка кивает:

– Да, мэм, теперь я это припоминаю. – Должно быть, он «нагуглил» обо мне все, что только смог; это рутинная процедура перед допросом свидетеля. – И что именно она сказала, когда позвонила?

Я начинаю вспоминать. Память у меня не идеальная, но достаточно хорошая, и, кажется, я достаточно точно воспроизвожу ему ту беседу. Когда умолкаю, он спрашивает:

– И почему вы не приехали в Вулфхантер, когда она вас об этом попросила?

– Потому что я не дура. Я не собираюсь бегом бежать на тайную встречу с человеком, которого не знаю. Я могу сделать такое только на своих условиях. Иначе это может оказаться ловушкой.

– Ловушкой? – Он откидывается на спинку кресла. – И кто же может подстроить вам ловушку?

Я начинаю перечислять весь список:

– Фанаты и последователи моего бывшего мужа. Участники «Авессалома», ускользнувшие от ареста. Случайные сетевые преследователи, которых у меня десятки. Не говоря уже о семьях жертв моего бывшего мужа; многие из этих людей до сих пор считают меня его сообщницей. Ах да, и еще все те сумасшедшие, которых воодушевил мой разгром в прямом эфире на «Шоу Хауи Хэмлина»; ведь теперь Миранда Тайдуэлл снимает документальный фильм, и ее подручные тоже преследуют меня. Так что… подозреваемых множество.

– Звучит так, словно у вас довольно тяжелая жизнь, мэм.

– Далеко не настолько тяжелая, как у людей, которые столь ужасным образом потеряли тех, кого любили, – отвечаю я. – И далеко не настолько тяжелая, как жизни моих детей, которым пришлось перенести больше, чем я могу вообразить. Я не впадаю в жалость к себе или в паранойю. Я просто реалистично подсчитываю, сколько людей желает унизить меня или причинить мне вред. Может быть, даже убить меня. Но я еще не мертва, верно? Быть может, вернемся к Марлин?

Он соглашается со мной:

– Хорошо. Итак, после первого звонка вы больше не контактировали с ней, верно?

– Совершенно верно.

– Пока с ее телефона вам не позвонили снова.

– Да. – Я помню тошнотворное ощущение того, насколько плохо все обстоит на другом конце линии.

– Я хотел бы, чтобы вы детально описали и этот звонок, мэм. Пожалуйста, будьте как можно более точны.

Я так и делаю. Пересказываю ему то, что сказала Ви Крокетт, – настолько точно, насколько могу вспомнить. Описываю ее странный тон. Свою панику при звуке выстрела и мысли о том, что она, возможно, тоже убита.

– Ах да, – говорит он. – На крыльце стоял почтальон, принесший им посылку. Хорошо, что он как раз наклонился, чтобы положить ее, когда девушка выстрелила.

– Он не ранен?

– Убежал, спасая свою жизнь, – говорит Фэйруэзер. – В двери прямо над ним оказалась прострелена дыра размером с его голову. Ему невероятно повезло.

Я соглашаюсь с этим. Ви была намерена убить любого, кто стоял по другую сторону двери.

– Однако это не обязательно значит, что она убила свою мать.

– Я ничего не сказал об этом, – напоминает Фэйруэзер. – И я здесь не затем, чтобы пересказывать вам свои соображения. Продолжайте. Что случилось после этого?

– Я сказала ей положить дробовик на пол, переключить телефон на громкую связь, потом открыть входную дверь и высоко поднять обе руки.

– Почему вы не сказали ей завершить звонок? И сами не повесили трубку?

– Потому что чувствовала, что нельзя оставлять ее одну, – отвечаю я ему. – Ей пятнадцать лет. И она пережила травму.

– Вы только что описали, насколько мало это беспокоило ее.

– Я знаю, что иногда люди странно реагируют на подобные травмы. Она позвонила мне. Я решила, что мне нужно проследить за этим – настолько, насколько смогу. Я боялась… – Делаю паузу, размышляя, говорить об этом или нет. – Я боялась, что она совершит ошибку и кто-нибудь слишком резко отреагирует на это.

– Или что она спровоцирует кого-нибудь? Совершит самоубийство, заставив копов выстрелить в нее?