Волчья река

– Будь осторожен, – отвечаю я ему, потом перегибаюсь через спинку сиденья и целую детей, прежде чем выскользнуть во влажную утреннюю жару. Здесь царит сильный древесный запах, забивая даже вонь автомобильных выхлопов. Впрочем, на дороге не так уж много машин. Сначала этот запах кажется даже приятным, но потом, когда я привыкаю к нему, в нем начинают чувствоваться темные нотки чего-то мертвого, гниющего под лиственным покровом. Или, быть может, запах стоячей воды, порождающей тучи комаров. И мне это не чудится.

Этот город пахнет смертью.

Я стараюсь дышать неглубоко. Заставляю себя улыбнуться и помахать рукой Сэму и детям, пока он задним ходом выводит внедорожник обратно на улицу. Смотрю им вслед, пока они не скрываются за холмом, направляясь обратно в мотель. На улице совсем немного народа, и я понимаю, что привлекаю внимание. Или, быть может, недобрые взгляды. Трудно понять разницу, но меня определенно заметили.

Открываю дверь в полицейский участок и вхожу внутрь. Приемная маленькая, величиной едва-едва с мою гостиную. У стены стоят старые деревянные стулья и скамья, явно начинавшая свою жизнь в качестве церковной скамейки. Еще здесь наличествует деревянная конторка, за которой сидит женщина, печатая что-то на компьютере, выпущенном еще в доинтернетную эпоху. Ей лет пятьдесят с небольшим, европеоидного типа, седеющие волосы собраны в строгую прическу, идеальный макияж, очки с линзами в форме кошачьего глаза.

– Вам помочь? – спрашивает она, не прекращая печатать.

– Я здесь как свидетель, – говорю я. – По делу Марлин Крокетт.

Щелканье клавиш прекращается. Она разворачивает свое кресло так, чтобы оказаться ко мне лицом, тщательно изучает меня, потом проезжает на кресле немного вперед, чтобы дотянуться до телефона.

– И как же вас зовут, милая?

Я подавляю желание сказать ей, что не следует давать мне вот так, с порога, нежные прозвища.

– Гвен Проктор.

Женщина узнаёт это имя. Я вижу, как она медленно моргает, и лицо ее резко застывает – словно опускается решетка ворот в средневековом за́мке.

– Присядьте, – говорит она. – Я сообщу детективу.

Занимаю один из деревянных стульев, который выглядит немногим удобнее скамьи. Женщина бормочет в телефон что-то, чего я не слышу, потом кладет трубку и совершенно неискренне улыбается мне.

– Подождите минутку, – говорит она и возвращается к своему компьютеру. Если на этом антиквариате есть электронная почта, то, несомненно, сейчас женщина повсеместно разошлет новость о моем приезде.

Я рада, что у меня на руке записаны номера адвокатов. Понятия не имею, что может случиться здесь; вероятно, обвинить меня в преступлении не смогут. Но я на собственном горьком опыте поняла, что быть невиновной – не значит избежать ареста.

Проходит даже меньше минуты; потом прочная деревянная дверь в задней стене отворяется, и из нее выходит человек, которому приходится пригнуться, чтобы пройти под притолокой. Я смотрю на него во все глаза; полагаю, ему это уже привычно, потому что с таким ростом он мог бы играть в национальной баскетбольной сборной… шесть футов семь дюймов, а может быть, даже девять или больше [10]. Тощий, с длинными ногами; костюм, вероятно, сшит на заказ, потому что сидит хорошо; сам костюм светло-серого цвета – уступка давящей жаре.

– Мисс Проктор? Я детектив Фэйруэзер из Теннессийского бюро расследований. – Я встаю, он протягивает мне руку, и, пожимая эту руку, я чувствую себя карлицей. Ведет он себя с профессиональной сдержанностью. Кожа у него бледно-розовая, на нее явно не ложится летний загар; светлые волосы подстрижены по-военному коротко. – Как у вас дела, мэм? Надеюсь, поездка была не слишком трудной.

Надо отдать ему должное: он назвал меня «мисс», а не «миссис»; обычно мне приходится поправлять людей на этот счет. У него явный южный акцент, однако не совсем теннессийский. Вирджиния? Трудно сказать.

Он придерживает передо мной дверь и жестом приглашает меня войти. Я подчиняюсь не сразу.

– Вы ведь на самом деле не из вулфхантерской полиции? – спрашиваю я его.

– Мы вместе работаем над этим делом, – отвечает он. – Я – ведущий следователь. Прошу вас, мэм, проходите.

Он невероятно вежлив. Полагаю, это должно меня успокаивать, но, напротив, настораживает. Однако у меня нет особого выбора. Он не позволит мне уйти отсюда, пока не побеседует со мной. Я прохожу мимо него в узкий, тускло освещенный коридор. Как и ожидалось, коридор такой же ободранный и облупившийся, как и все остальное здесь. Следователь проводит меня по коридору в один из кабинетов и закрывает за мной дверь.

Типичная допросная. Я устраиваюсь на том месте, которое мне положено занимать: там, где меня удобнее всего запечатлевать на видео. Может быть, такая моя готовность к сотрудничеству будет оценена следствием.

Детектив Фэйруэзер опускается в кресло по другую сторону маленького стола – так осторожно, словно боится, что оно развалится под его весом.