Волчья шкура

Любимый стишок, который с мамой учил, — «Анчар» Александра Сергеевича Пушкина. В училище, пока не разобрался, что к чему, читал его направо и налево: новым приятелям доверительно, на уроке литературы для отмазки, на концерте — звонко и грозно, «с выражением», как мама. К счастью, он быстро понял, что все «свое» здоровее хранить в себе, поэтому читать вслух стишок перестал, но слово прилипло. Не ломить же второй раз на толпу, пусть будет. Слово красивое, нерусское, да и вообще…

Прозвище увязалось за ним в Рязанское училище ВДВ, а потом в подмосковное Монино. Оттуда вышел Анчар лейтенантом с закодированной восьмизначным числом военной специальностью.

Земля дрогнула. Над невысокими холмами с грохотом поднялась и опала гигантская стена подорванного грунта. На «Командирских» — 12.07, работу закончили. Не спеша, с удовольствием приминая тяжелыми ботинками мягкую меловую пыль, Анчар двинул назад. К машине нужно идти в обход высокой гряды между дорогой и местом взрыва. Йоси, как всегда, сработал отлично: взрыв превратил камни в строительный щебень и уложил его в правильную призму.

Сейчас домой, в душ и спать. Да, Анчар, не забудь, что нужно еще в «русский» магазин зайти, водки купить, колбаса кончилась, да и того-сего по мелочи. Он настолько сжился со своим прозвищем, что часто в мыслях так и обращался к себе: эй, Анчар!.. давай, Анчар!.. эх, Анчар, Анчар…

Слева заработала камнедробилка, по ту сторону дороги, на холме, заскрежетал оживший экскаватор. Стройка, разбуженная взрывом, быстро набирала потерянный темп. Предстояло срыть три четверти холма. Измельченный в камнедробилке грунт увезут, а на выровненной площадке начнут строить сразу несколько заводов — начало большой промзоны.

Камни после сегодняшнего взрыва будут вывозить завтра, потому что сначала все вокруг должны осмотреть археологи, такой закон. Через час они и подъедут. Несколько участков уже обнесены красно-белыми лентами. Анчар успел заглянуть, что там, в пустотах, но ничего интересного не увидел. В открывшихся после взрыва пещерах можно было угадать подобие древней кладки, ступени, ведущие вниз, но дальше все терялось в земляных завалах. Краем уха слышал он, что в древности здесь был город, а гряда, которую он сейчас обходит, — это городской вал.

А там что, впереди? Метрах в десяти, слева, земля осела небольшой ступенькой, обнажив известняковую породу. С перекрестка не увидеть. Да и с той стороны, куда он направляется, не заметно, слишком далеко. Анчар огляделся и в три прыжка оказался на гряде. Так и есть, провал. Узкая щель, примерно полметра на метр. Много историй ходит о не замеченных вовремя провалах…

Нагнулся, попытался рассмотреть, что в глубине. Пустота. Лег на живот, сунув голову в щель. Солнце было почти в зените, и его прямые лучи освещали открывшееся взгляду помещение. Глаза быстро привыкли к темноте: довольно большая, округлой формы комната; насколько можно судить, потолок сферический. Провал пришелся на высшую его точку, где толщина известняка не больше тридцати сантиметров. И он, Анчар, давит на эти сантиметры всем своим весом. Как бы не ухнуть вниз в самый интересный момент… Прямо под ним, в тени головы, — высеченный из известняка куб или, возможно, пьедестал, так как на нем стоит… а вот, что стоит, не разглядеть.

Понятно, Йоси его ждать не будет, уедет минут через десять, может, посигналит для вида. Археологи приедут через час или раньше. От Иерусалима до места чуть больше часа езды в это время дня, а они уже выехали, времени им дается в обрез. Решай, Анчар!

В момент решил и рванул назад, к перекрестку. Там, среди мусора, он видел обрезки арматуры, большие картонные коробки. Что-то можно будет приспособить под лопатку.

Через двадцать минут щель была тщательно замаскирована, даже дерн настелил, как учили.

*****

Странная жизнь продолжалась. Стало понятно, что она окончательно разделилась надвое. Как поминальная стопочка, что раскололась на две половинки, и не собрать, не склеить.

Для людей и на людях все просто, как у всех.

Радость, радость и счастье — сыночек Мишенька, крепыш, умница, красавчик. Петровна не налюбуется, с рук «внучка» не спускает, каждый день Господа благодарит за нежданный подарок.

— Вот, солнышко, оформит мамочка квартиру, и сменяем мы ее и мою «однушку» на хоромы, чтобы манюне было светло и просторно, а потом пойдем мы в школу, мамочка нам костюмчик сошьет, как у принца, а бабуля портфель купит самый лучший и положит туда всякого добра: и ручек, и карандашиков в пенальчике, и тетрадок нарядных. Чтоб у нас на уроке всего в достатке было… а букет у нас будет — ух, какой букетище! И подарим мы его нашей учительнице, самой лучшей на свете. На бабушку Раду похожей…

А Мишенька-солнышко нежится у бабули на ручках, глазенками голубыми поводит, слюнка прозрачная — к ранним зубкам — стекает с тугой красной губки на подбородочек снежной белизны.

А если в гостях пеленочки обмочит, Петровна Ирочке и привстать не даст.

— Сиди, сиди, деточка. Отдыхай, тебе и так достается. По всему балкону паруса развешаны, богатырь растет! Ночами-то дает поспать?