Волчья шкура

— Дает, Петровна, такой спокойный мальчик. Разок за ночь встану одеяльце поправить, и сухой до утра, да, Мишенька?

Сидит Ира на кухне у Петровны, отдыхает и страшно ей: скоро домой. Постоит у закрытой двери, сколько выдержит, и вперед, как в омут…

Перед визитами Елены Александровны Ира быстренько наводила порядок: разбрасывала по дивану игрушки, выравнивала в рядок бутылочки с сосками, пеленала Мишу и устраивала его в манеже. А уж за тем, чтобы на балконе всегда развевались «паруса», следила особо: каждое утро полоскала в тазу чистые пеленки и развешивала их уголок к уголку. Потом их сменили ряды ползунков.

Елена Александровна проведывала их часто: сначала каждую неделю забегала при любой возможности, теперь реже, два-три раза в месяц — и всегда с подарками. Ирочке она дарила что-нибудь из косметики дорогущей, красивое белье, на которое никаких денег не хватит, книги. Однажды принесла две низки туалетной бумаги, в другой раз — стопку полотенец, от огромной простыни до маленькой, в две ладони, салфеточки. Мишеньку, крестника, завалила игрушками, одежками, книжками на каждый день и «на вырост».

— Ой, Елена Александровна, избаловали вы нас. Скажи, Мишенька, спасибо! Давайте я вам что-нибудь сошью! Как же благодарить вас?

— Ничего, Ирочка, сочтемся на том свете угольками, — а сама с Мишеньки глаз не сводит. Каждую складочку, каждый ноготок проверит. Локоны белого золота сквозь пальцы пропустит, все тельце прогладит, простучит до самых пяточек, а пяточки пощекочет. И расспрашивает до мельчайших подробностей: как кушает, как спит, покакал ли и сколько раз…

В конце осмотра в глазки Мишеньке глубоко-глубоко заглянет, замрет на несколько минут, вздохнет и улыбнется:

— Все в порядке, Ирочка, даже лучше, чем в порядке. Чудесный у тебя сынок, крепкий, здоровый. Все хорошо. Наливай чаек, что-то устала я.

И как будто не Ирочку, а себя успокоила до следующего раза. Никак не могла себе простить, что не обратила вовремя внимания на таблетки, которые принимала Ирочка до визита к ней. Пока, к счастью, нет никаких проблем с малышом, а там, кто знает! Поживем — увидим…

А Ира и так знает, что все в порядке, пока они с Мишенькой на людях, пока Елена Александровна чай пьет. Кивает ей Ирочка, улыбается, Мишеньку легонько покачивает и думает о том, что вот закроет за крестной дверь, постоит в прихожей — рука на замке — сколько сможет, и назад, в тихую, пустую комнату.

Здесь, за закрытыми дверями, проходила вторая жизнь, тайная и непонятная, в которой хозяином был тот, кого все считали ее сыночком Мишенькой. Иногда Ира чувствовала себя гостьей, иногда служанкой, но в этой жизни от нее ничего не зависело, она была никому не интересна и не особенно нужна. Здесь все решает он, и все будет так, как он хочет. Знать бы, чего он захочет…

В этой жизни Ира даже про себя не называла его сыном.

От пеленок младенец категорически отказался в первый же вечер. Просто не дал себя запеленать: расставил локти, раздвинул колени и выбрался из сверточка, как мотылек из кокона.

Он не плакал, а покашливал, если что-то просил. Методом проб и ошибок Ира быстро научилась угадывать его желания. Сначала их было два: поесть и на горшок. Грудь сосал вдумчиво, серьезно, а потом показывал на кашу, пюре, суп. Ровно через месяц от груди отвернулся.

На четвертом месяце он уже крепко стоял на ногах, но шлепался на спину, когда кто-то звонил в дверь.

Каждое утро младенец кашлем и жестами «велел» включить радио и телевизор одновременно и до позднего вечера не разрешал выключать. Новости слушал очень внимательно, любил документальные фильмы, а вот музыку он не воспринимал совсем. По вечерам увлеченно смотрел боевики.

Ира ему была совсем не нужна, и она, быстро справившись с домашними делами, садилась за шитье. Он приучил Иру раз в день навещать Петровну, а когда забегали по вечерам Ирины подружки, у нее опять появлялся сыночек-младенец, красавчик и умничка.

В тетрадке с антресолей Ира написала о мальчике, который странным и непостижимым образом появился в ее жизни. Написала о любви к своему еще не родившемуся сыну, и о жутком ужасе, когда в его первом же его взгляде прочитала, что, не сын он ей вовсе; о тайне, с которой так трудно, почти невозможно было справиться на первых порах; о глухой тоске бессонными ночами и о дневном страхе ожидания катастрофы. Может, права была та, черная, посреди комнаты?..

Но дни шли, со временем наладилось размеренное, спокойное существование, где у каждого определилось свое место. Обязанности ее оказались несложными. Малыш хлопот не доставлял, лишнего не просил, и прекрасно обходился без нее, как и она без него.

Так прошло полгода. Однажды на рассвете ее разбудили какие-то необычные звуки из комнаты Миши. Ира нашарила тапки, посидела, прислушиваясь: булькающее, гортанное, заикание, как будто слабослышащий с утра пораньше старательно выполняет специальные упражнения. Странно… Может, чем подавился, заболел, или режется зубик?

В дверях она по привычке, но уже без страха остановилась.