Волчья шкура

Но даже она не знает, как страшно ему и горько. Бежать, бежать от проклятого Шхема. Опустел город, мертвы его мужчины. Женщины сбились в кучу, прикрывая ладонями головы детей. Пусты улицы, молчат дома. В глубоких подземельях затаились несметные сокровища. Кому они достанутся завтра? Кому?

Кому Яков может доверить, то, что задумал?

— Эй, Шимон! Шимон! Возьми кого-нибудь из братьев — живо в город! Стой! Иди сюда!

Обрадованный Шимон заметался, не зная, чем угодить. Подбежал к отцу, стараясь заглянуть ему в глаза. Яков невольно отстранился, но, переборол себя, притянул Шимона за ворот ближе и зашептал, указывая на Шхем.

— Понял меня? Отбирайте самое дорогое: золото, камни и драгоценности. Ничего лишнего, понял?

— Понял, отец, самое лучшее выберу, будь спокоен…

Баз и гиганты видели, как евреи снялись с обжитого места. Стада, навьюченные верблюды и ослы уходили на запад, скрылись за холмом. Косые лучи заходящего солнца, прорезая клубы пыли, били в глаза встревоженным животным, не понимающим, почему и куда гонят их в такое сытое время.

— Куда они, Баз? Что с ними будет?

Мегулах обернулся. База нигде не было. Он исчез, даже не попрощавшись. Какое Ему дело до неудачников!

Имзакан хотел уже подняться, чтобы уйти раньше, чем первая звезда выйдет на небо. Ни к чему глазеть на растворение Мегулаха, да и Мегулаху не нужно видеть, как Имзакан станет смертным, но вдруг заметил движение в расщелине скалы. Оказывается, Яков и еще двое не ушли вместе со всеми. Караван уже скрылся за холмами, а они все возятся.

Гигант увидел, как Шимон передал брату тяжелый мешок. Из прорехи вывалились золотые украшения, среди тусклого блеска остро засияли изумруды. Леви столкнул весь комок в яму. А наушники, где наушники? Имзакан вытянул шею, чтобы не пропустить ни одной мелочи, ноздри его шевелились, глаза цепко вбирали приметы места, где Яков и двое его сыновей прятали все самое дорогое из сокровищ Шхема и все золото евреев: большая промоина у подножья холма, образовавшаяся между корнями старого фисташкового дерева.

Первая звезда появилась на небе, когда они уже заканчивали забрасывать клад камнями.

Первая звезда, ах, первая звезда…

*****

Свет из кухни размыт тюлевыми занавесками, и поэтому кажется, что балкон Андрея утонул вместе с Ирой в мягком полумраке; сквозь приподнятые жалюзи в комнату пробирается вечерний холодок. Неужели только вчера она сидела на этом же диване и даже боялась задуматься о том, что будет с ней, с Мишей и с ней без Миши! Все прошло. День, который, казалось, никогда не закончится, уже позади. Миша рядом, значит, все будет, как прежде, как всегда. Спасибо Андрею! Как прежде, это как? Без Андрея? Нет, еще поужинаем вместе, он сам напросился. Уж она постарается, вспомнит науку Петровны.

Как же это, без Андрея! Вчера утром Ира и имени такого не помнила, а сейчас жизни без него не представляет. Вот дура! А он ее, похоже, не замечает. Нет, замечает, конечно, когда она начинает путаться у него под ногами. «Опять ты… Уйди с дороги! Сядь в сторонке и молчи…» И Валюха… Красивая, наверное, и он ее любит. Ой, Валюха! Она еще про платье не знает! Такое платье — сказка! И как рванул его этот гад! Что же будет? Ни зашить, ни прикрыть — не поможет. Придется новое сшить. Вот переедут они с Мишей опять, возьмет Ира еще одну уборку, заработает на материал. А сошьет так, что Валюхе и не снилось! И шаль нужно купить, чтобы лучше прежней, оставленной в той комнате, была.

Слеза капнула на махровую простыню, потом вторая. Пальцы вцепились в угол подушки, побелели суставы.

Анчар по привычке резко откинул в сторону занавеску. Яркий свет из кухни плеснул на Ирину. Сидит на диване, съежилась под простыней, колени поджала почти к подбородку, волосы обмотаны полотенцем. Мышь мокрая. В тюрбане. И дрожит, как мышь. Или опять ревет? Ну, а теперь чего? Все уже кончилось… Еще пару дней перекантуются вместе на балконе, а потом найдет он им новую квартиру. На прежнее место возвращаться нельзя. Если за пацаном следили, то и адрес вызнали. Придется перевозить эту мышь с ее мышонком белобрысым в Петах-Тикву, пусть пока поживут под присмотром, а там видно будет.

Странно все: вчера утром он и не подозревал об их существовании, а теперь заботится, как о родных, делать ему, Анчару, больше нечего. Спасал-то он прежде всего себя, а не мальчишку. В какой криминал вляпался доверчивый простак Анчар! Кто бы предсказал такое, получил бы по всей роже.

И как это у нее получается? Сидит, будто не замечает, что вокруг творится, застынет, молчит, думает. О чем думает? Будто далеко-далеко отсюда, а потом вроде как возвращается и путается под ногами, мешает важное дело делать, и реветь начинает, и все невпопад. Вот и сейчас. Он, Анчар уже пять минут стоит в дверях, не решается зайти в свое — свое! — жилье, а ей хоть бы хны! Ухватилась за подушку, как за спасательный круг, уставилась в одну точку и хлюпает носом. Ох, Ирина, Ирина! Ну что теперь?