Волчья стая

Да ничего особенного, сказать по правде. Высокий, с широкими плечами и узкими бедрами, вообще – отличная спортивная фигура. Лет около тридцати. Да, пожалуй, можно назвать его красивым. Но характерная такая красота, с несколько приторным, конфетным привкусом, словно только что этот мужчина сошел со странички модного глянцевого журнала для дам. Одни тоненькие, в ниточку усики чего стоят, особенно когда подумаешь, какой уход за таким украшением физиономии нужен. Темные, коротко остриженные волосы, глаза тоже темные, под густыми, почти сросшимися на переносице бровями. Круто выдающийся вперед подбородок из тех, что принято называть «волевыми». Есть во внешности что-то ощутимо нерусское, неславянское, хоть трудно сказать, что конкретно. Чем-то на итальянца похож, какими их показывают в голливудских «шедеврах». А улыбка хорошая, открытая такая, и зубы сверкают белизной, как на рекламе какого-нибудь «Орбита». Кто же это такой?

Этот вопрос выяснился незамедлительно. Екатерина Федоровна выбралась из своего шезлонга, сделала шаг к подошедшему мужчине, затем повернулась к Гурову.

– Позвольте представить, – сказала она чуть дрогнувшим голосом, – Аслан Резоев, один из преподавателей «Палестры». Вы, господин полковник, интересовались преподавательским составом интерната? Вот и познакомьтесь для начала.

– В некотором роде, – улыбнулся Резоев, причем даже следов акцента в его речи не было заметно, и голос был приятным – глубокий сочный баритон, – лицо кавказской национальности. Но, прошу заметить, лицо мирное, натурализовавшееся уже во втором поколении, мало того, смею думать – полезное. Да, преподаю в «Палестре». Физкультура, главным образом – плавание и легкая атлетика. А вы, как я понял, полковник? Ого!

– Ага, – столь же безмятежным голосом, в тон Резоеву, сказал Лев. – Полковник милиции Лев Иванович Гуров, старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска. Вы вот преподаете, а я – убийства расследую. Вы как, в курсе, что у вас ухлопали сначала директора, а потом, не далее как вчера, его заместителя? И вот представьте, Аслан – вас как по батюшке? – Саидович? Так вот представьте, Аслан Саидович, приезжаю я на встречу с вдовой убиенного директора Давиденко и наталкиваюсь на полное нежелание сотрудничать, если не на прямое издевательство! Создается впечатление, что со мной вообще не желают разговаривать, а это, согласитесь, странно в подобной ситуации!

Гуров сознательно шел на обострение, желая посмотреть: как отреагирует на это сладкая парочка? Екатерина отреагировала вполне предсказуемо, фыркнув, точно рассерженная кошка.

– Мне не о чем с вами разговаривать и нечего вам сообщать, – предельно раздраженно сказала она. – О чем я честно предупреждала вашего коллегу вчера, а вас – сегодня, в телефонном разговоре, где вы имели наглость мне угрожать. Желаете вызывать меня повесткой? Извольте! Я, как законопослушный гражданин, явлюсь по вашему вызову. Но скажу вам то же самое, что и сегодня: я ничего не знаю и знать не хочу. Вы ищете убийцу моего мужа? Бог в помощь, но как-нибудь без меня.

А вот Резоев среагировал нетипично, не так, как ожидал Гуров. Он рассмеялся, и, похоже, совершенно искренне.

– Ну-у, господин полковник, – он широко, во все тридцать два зуба, улыбнулся Гурову, – что поделаешь! Екатерина Федоровна славится сложностью своего характера. Вы позволите, я присяду рядом? Если у вас будут вопросы ко мне, то я с удовольствием на них отвечу, хотя – предупреждаю сразу – мало что знаю и еще меньше понимаю. Совершенно не представляю, кому потребовалось убивать Алексея Борисовича и Анджея Марковича!

Его тон был непринужденным, глаза, казалось, полны самой искренней благожелательности. Он подошел ближе, подвинул шезлонг и сел по другую сторону от Екатерины, так что женщина оказалась между двумя мужчинами, очень непохожими друг на друга.

Аслан Резоев двигался с этакой кошачьей ленцой, но видно было, что в любой момент его пластика может обрести упругость и силу, как у леопарда перед прыжком. Он держался спокойно, уверенно и несуетливо. А по тому, как человек держится, по деталям его подсознательных двигательных реакций узнаешь, как считал Гуров, обычно даже больше, чем по глазам. Потому что в манерах заключается некое постоянство, выражающее суть человека, а не то, что он в данную минуту чувствует. Характер человека, то, что составляет его глубинную сущность, – все это сказывается в его движениях, проступает в дрожании его ресниц, в непроизвольном подергивании губ, в походке, в манере держать руки.

Словно высокое напряжение лейденской банки было разлито в атмосфере. Но ощутить его мог только весьма опытный человек. Так на первый взгляд все смотрелось благостным и спокойным. Сидят трое человек на берегу, наслаждаются прекрасным сентябрьским деньком и о чем-то мирно беседуют… Только вот мирной их беседа никак не была!