Я стояла и чётко понимала, что всё это совершила абсолютно сознательно и что дюжину залитых кровью тел с оторванными конечностями и прокушенными глотками я запомню надолго. Я наслаждалась собственной хладнокровностью, понимая, что с удовольствием повторила бы это снова.
Теперь надо было сжечь тела. Пришлось взять одежду мертвецов, выгрести содержимое изо всех карманов, стереть с себя кровь и одеться. Подходящей обуви не нашлось, а кровь засохла и осела в порах кожи. Запястья затекли от наручников, несколько минут я потратила на поиски ключа.
Зажигалка нашлась, нужен был только бензин. Поблизости не казалось ни души, лишь едва заметная тропинка, по которой сюда ходили люди. Минут через двадцать я вышла к посёлку, искупалась голышом в каком-то мутном гусином пруду, оделась и постучалась в чей-то убогий домик. Вышел дряхлый и, похоже, слепой старик.
— Здравствуйте, у вас есть бензин? — спросила я.
— Только солярка.
— За сколько продадите канистру?
— Двести, пять литров.
— Давайте.
И я потащилась с канистрой обратно. Меня качало, силы были на исходе.
Облив все трупы, я поднесла зажигалку — не горит!
«Что же мне подсунул дед? Чёрт!»
Я попробовала ещё раз, но результат тот же.
«Вроде бы пахнет топливом… — недоумевала я. — Почему солярка не горит? Наверное, нужен именно бензин…»
Пропсиховавшись и побившись кулаками о стену, я пошла обратно в деревню. Чтобы избежать опасности быть снова пойманной, я отправилась к тому же старику и спросила, где ближайшая заправка. Он сказал, что километра три прямо по дороге, но можно зайти к соседу, он охотник, часто ездит, у него должен быть бензин. Только услышав про охотника, я тут же решила идти к заправке. Денег хватило едва-едва.
В конце концов, я подожгла трупы. Получилось. Горело жарко. Надо было скорее уходить, а я стояла и смотрела, как завороженная, на пламя, пока мне не послышалось эхо чьих-то шагов. Я побежала в соседний дверной проём и выпрыгнула в окно, это был первый этаж. За мной никто не гнался, но я бежала, пока хватало дыхания. Мужские штаны сваливались с бёдер, приходилось придерживать их руками.
Это был какой-то болотистый молодой ивовый лесок, под ногами чавкала грязная вода, непригодная для питья. Время от времени взлетали потревоженные мной утки и ещё больше напоминали о еде. Я ощущала, как мои шаги становятся всё более слабыми, как силы покидают меня.
Уже под вечер я набрела ещё на одну деревню, но не стала стучаться ни в чей дом, а просто залезла в первый попавшийся огород и наелась там ягод и недозрелых персиков.
Я уснула в каком-то незапертом хлеве на сене и проспала до полудня, а то и больше. Встрепенулась, только когда увидела над собой людей.
— Это какая-то бродяга. Не бойся, — обратилась к своей спутнице пожилая женщина с добрым лицом.
Другая, что помоложе, сходила в дом и принесла мне кружку молока, которую я с удовольствием выпила.
«Просто люди… слава богу…» — отлегло у меня.
— Спасибо вам большое, простите, что я к вам залезла.
— Ну так ведь ничего же не украла.
— Мне ничего не надо, только скажите, как называется эта деревня?
— Терешки.
— Это далеко от В… Нижнего Волчка?
— Ну, километров пятнадцать, наверное, будет, если по дороге, ещё есть тропа через лес…
Чтобы избежать лишних расспросов, я поспешила уйти. Без обуви соваться в лес, да ещё с опухшими ногами, — это каторга, поэтому я решила идти по обочине.
В грязном мужском тряпье никто не хотел сажать меня к себе в машину, поэтому весь путь я проделала пешком. Мне встретились два пожилых жителя ущелья, которые везли на велосипедах воду с источника, они великодушно дали мне напиться.
Руки и ноги перестали слушаться меня, словно я, оглушённая жестокой реальностью, только что вырвалась из мышеловки. Я присела отдохнуть под дикорастущей пыльной яблоней в том же месте, где мне встретились старички с водой; они двинулись дальше, не стали задавать вопросов, но несколько раз оглядывались на меня, затем их сухощавые силуэты скрылись за поворотом.
До родного села я добралась только к ночи. Ни боли в мышцах, ни царапин на ногах я уже не чувствовала — всё гудело. Пришлось спать на скамейке, рядом с могилой папы, потому что мать, долго не раздумывая, сдала бы меня.
Дрожа от холода, но чувствуя себя в безопасности, я провела ночь.
— Папа, один ты не поддался бы всеобщему безумию. Почему все так ненавидят друг друга? Кто показал людям Верхний Волчок? Что если волкам напасть на деревню через обрыв и порезать там всех? Папа, подскажи, умоляю, дай знак, что сделать, чтобы вся эта война прекратилась? Твоя Диана уже не та, что была год назад, и я не представляю, как со всем этим теперь жить. Что сказать Дилану? Дадут ли мне встретиться с ним? — мне показалось, что папа ответил, — Да, ты говоришь, что мне надо скорее ехать к нему и выложить всю правду… Спасибо, папа, я люблю тебя.