Волчья ухмылка

Все было, как когда-то в детстве. Неразлучные друзья, выясняя между собой отношения, всегда начинали со словесной перебранки. А когда заканчивались аргументы у одной из сторон, они переходили к рукоприкладству. Но драки только укрепляли их дружбу. Разлучила тюрьма, в которую угодил Денис. Потом уголовный авторитет помог Владимиру, когда тот из спортсменов сколачивал свою «бригаду». Теперь он сам имел авторитет в уголовной среде, они снова были на равных. 

Немного примитивный Железяка все же имел достаточно ума и жизненного опыта, чтобы понять, почему его кореш не пытается влезть на трон смотрящего, а хочет всего лишь отделиться от сообщества. И напрямую отстегивать в общак. Ему, баклану несудимому, никогда не стать смотрящим, поэтому и рвется в отдельные самодержцы. Такое положение Дениса тоже вполне устраивало. 

— Пока мои люди шерстят город в поисках мочилы Бармалея, — начал Павловский-Дьякон, — нам надо решить вопрос с общаком. Как я понял, проект заморожен, то есть бабки в воровскую казну вернутся не скоро, а Фашист вцепился в нас железной хваткой и не отпустит, пока не выяснит, где деньги. 

— Это я понимаю, — кивнул Денис, на самом деле он пытался понять, к чему клонит друг детства.

— Пока мы не положим общак перед Фашистом, он не назначит тебя смотрящим, и все это время мы будем находиться в подвешенном состоянии. 

Теперь Железяка понял, к чему клонит Дьякон, но также прекрасно понимал, что произойдет, если они только заикнутся о том, что были причастны к исчезновению общака. 

— Ты думаешь, Фашист нас расцелует за то, что мы скажем, во что вложены деньги общака? Он нас не расцелует, нет, он прикажет нас поставить на ножи как крысятников. Понял, фраер? 

— Но ведь Бармалей нас двоих взял в это дело специально, чтобы мы были свидетелями проводимой сделки. 

— А где гарантии, что Фашист поверит? — не сдавался Железяка. — Бармалей ведь мертв. Смотри, чтобы нам не пришили его убийство. 

Они действительно оказались в роли громоотвода, за одно неправильное слово можно лишиться жизни. 

— Значит, пойдем другим путем. — Павловский посмотрел на Дениса с прищуром, очень нехорошим. — Надо договориться с этим гребаным Троцким: либо пусть бабки вносит, либо сам говорит с Фашистом и предлагает ему войти в долю. 

— Ему — это означает, что в долю входит вся московская сходка. То, чего не хотел. Бармалей. 

— Бармалей хотел стать русским Рокфеллером и в конце концов уйти на покой и зажить припеваючи где-нибудь в теплом краю. Теперь его нет, мы должны что-то сделать для себя. Пусть Троцкий тоже в этом поучаствует. 

— Кто будет говорить с мэром? — спросил Денис, поняв, что приятеля не переубедить. 

— Естественно, ты, — усмехнулся Дьякон. — Ты же спишь с его пресс-секретарем, тебе и карты в руки. — Увидев, как при упоминании Калининой дернулся Железяка, спокойно добавил: — А ты, дружище, думал, никто не знает? Поверь, кому надо — тот знает. Вот я, например, наслышан о твоих шурах-мурах. Так что передай Троцкому, если он не хочет, как его тезка, ледорубом по башке схлопотать, пусть Фашисту приколет ту сделку, что они с Бармалеем задумали... 

По мере расследования накапливалась информация по этому делу. Послав по электронной почте запрос в информационный центр МВД, Кольцов снова отправился на улицу Гастелло. 

Логика говорила ему: раз киллерша не уехала на машине, значит, она жила поблизости. И вряд ли в том районе она жила постоянно. 

Опять ему пришлось запасаться водкой, консервами и идти в гости к словоохотливому дворнику и сантехнику Мылову. 

Скандалист и выпивоха Николай Федорович встретил его в своем привычном наряде: в майке, ситцевых трусах и рваных тапочках. Гостя дворник узнал сразу и расплылся в щербатой улыбке: 

— А, киношник, заходи. Надеюсь, не пустой?

— Да нет. — Сыщик продемонстрировал «волшебный чемоданчик», наполненный снедью. 

— Вот это по-нашему, вот это душевно! — воскликнул Мылов, довольно поглаживая себя по животу. 

Кольцов снова оказался на замызганной кухне старика, на этот раз у него оказалось полбуханки серого хлеба, несколько стеблей зеленого лука и с десяток редисок. Все-таки для такой жизни, как у дворника, лето — самая предпочтительная пора года. 

На месте, где в прошлый раз сидел Глеб, восседала худая, с красным одутловатым лицом, неопределенного возраста особь женского пола. 

— Вот, режиссер, знакомься, подруга моя боевая, Ритка. Видишь, как испугалась, думала, кто-то на хвост нам решил упасть. Не переживай, Ритуля, этот человек пустым в гости не ходит, доставай нашу заначку. 

Ритуля глупо хихикнула, опустила красную, обветренную руку под стол и извлекла четырехгранную бутылку зеленого стекла, прозванную в народе штофом. Бутылка была опустошена на четверть, то есть детектив успел почти к началу торжества, и поэтому существовала гипотетическая возможность получить необходимую информацию. 

Вслед за штофом на столе появились два граненых стакана и щербатая тарелка с грубо нарезанной ливерной колбасой. 

Кольцов распахнул кейс и извлек свои подношения, за что получил расшатанную табуретку и хрустальную рюмку.