Волчья звезда

«Трижды посвященный, кажется… завидует, — удивился про себя Ратмир и тут же погасил свое удивление. — Ну что ж, это понятно — спросить Будущее сегодня могут, предположительно, всего трое из посвященных, в том числе он сам. И действительно, никто из них не расскажет, каким образом он может это сделать!»

Но сейчас ему было не до отвлеченных размышлений, надо было добиться согласия Остина на свою подготовку к третьему посвящению! И он снова обратился к своему наставнику:

«Наставник, я снова прошу твоего разрешения начать подготовку к третьему посвящению!»

После новой, долгой паузы Остин наконец сдался:

«Хорошо, Ратмир, завтра, в час Полуденной Лисы, я сообщу тебе первые четыре шага в этой подготовке. Надеюсь, ты хорошо взвесил все последствия своего решения!»

Ответить наставнику Ратмир не успел, Остин разорвал мысленную связь.

На следующий день после завтрака Ратмир отправился на прогулку по центральной аллее университета. Через двадцать минут после начала своей прогулки он увидел, как в калитке закрытых университетских ворот появилась знакомая долговязая фигура со светлой, взлохмаченной головой. Тороп пришел точно в назначенный час. Чуть ли не бегом он пересек площадку перед воротами и взбежал по ступеням ко входу в канцелярию университета. Ратмир, все так же неспешно прогуливаясь по аллее, дождался выхода Торопа и увидел на лице парня широкую счастливую улыбку. Не показываясь ему на глаза, Ратмир с легкой усмешкой поинтересовался:

«Ну что, Тороп, все в порядке?..»

Парень остановился на ступеньках и принялся крутить головой в поисках своего благодетеля, однако тот, все с той же усмешкой, переспросил:

«Тебе что, для мыслеобмена обязательно надо видеть своего собеседника?»

«Нет, господин… — чуть растерявшись, отозвался Тороп и тут же, гораздо более уверенно добавил: — Нет, я вполне могу поддерживать мысленный разговор на довольно большом расстоянии!»

«Вот и хорошо! — одобрил его дважды посвященный и спросил: — Тебе уже сказали имя твоего наставника?»

«Да, господин, — и снова в мыслях Торопа возникла непонятная заминка, которая тут же прояснилась. — Но мне сказали, что имя моего наставника — тайна!»

«Я не собираюсь требовать от тебя раскрытия этой тайны, — успокоил его Ратмир, — но мне кажется, я знаю это имя…»

Он сделал крошечную паузу, и в следующей его мысли вопроса не было:

«Рыкун!»

«Откуда господин…» — вырвалось у удивленного Торопа, но он тут же замолчал, вполне сознавая, что полностью подтвердил догадку дважды посвященного. А тот и не стал дожидаться дальнейших его мыслей, совершенно спокойно, с легкой усмешкой, он констатировал:

«Ну что ж, это очень неплохой наставник для несостоявшегося грабителя! — И как бы между делом добавил: — Кстати, апартаменты Рыкуна расположены в… Темной башне!..»

Сразу после этой мысли Ратмир прервал мыслеобмен, оставив Торопа в полной растерянности. Правда, теперь он не стал разыскивать взглядом своего странного благодетеля, а, повернувшись с задумчивым видом, направился прочь с территории университета.

Ратмир проводил взглядом своего наемника, и на его губах появилась слабая горькая улыбка. Этот мальчишка еще не знает, что его ждет, он думает, что, пройдя первое посвящение, он переступил самую страшную, смертную черту, и все остальные испытания сможет преодолеть с легкостью! Но это совсем не так!! Сам Ратмир прекрасно помнил свое первое посвящение. Да, он действительно испытал смертный ужас, когда, лежа на плоской холодной каменной плите, увидел в руке склонившегося над ним трижды посвященного волхва собственную окровавленную голову, отделенную от тела кремневым ножом. Он помнил каждую черточку своего мертвого лица, в пустых глазах которого отражался свет полной луны, и смертный холод в своей груди, и молчание своего остановившегося сердца!

И все-таки… все-таки, этот животный ужас был всего-навсего… животным ужасом. Его разум, как бы отстранившись от страдающего тела, быстро взял под контроль и эмоции, и ощущения, взорванные… простым наваждением. А вот второе посвящение… В нем не было замены истинного воображаемым — в нем все было истинным: и каменный гроб, в который его уложили под заунывное пение скрытых за масками волхвов, и тяжелые камни, придавившие его тело к холодному, мертвому днищу, и ледяная вода, постепенно наполнившая гроб так, что поверх нее оставались только его ноздри, и тяжелая каменная плита, отрезавшая его от темного ночного неба. Он хорошо помнил, как начало неметь тело, как оно растворялось в холоде воды, как постепенно от него, от человека — венца природы, остался только разум! Оцепеневший, обессмысленный… разум! И надо было найти способ заставить этот оцепеневший разум работать, потому что в этом-то и заключалось само посвящение! Работа разума, оставшегося без тела.