Волчья звезда

Голос его был странно тонок и чуть прерывист, а мелодия, которую он выводил, причудлива и неровна. Казалось, вольный степной ветер врывался в узкую щель небрежно выложенной стены и жаловался на свою жестокую судьбу, лишившую его жизненного простора. Слов у этой песни не было, да, пожалуй, и не могло быть — когда эта мелодия была спета впервые, никаких слов еще просто не существовало!

Несколько минут узник продолжал висеть неподвижно, как будто и не слыша этой тоскливой, словно бы, как и он сам, опутанной цепями мелодии. Но вот его голова дрогнула и приподнялась, веки приоткрылись, но глаза ничего не могли разглядеть в той кромешной тьме, что царила в узилище. Еще несколько минут Медведь молча прислушивался к тоненькому, жалобному голоску, а потом его потрескавшиеся губы разлепились, и в комнатке раздалось странное, жалобное… рычание:

— Ма-ма?..

Мелодия на мгновение умолкла, словно ее спугнуло это рычание или певец перехватывал дыхание, а затем снова зазвучала, все так же жалобно, еле слышно.

Прошла еще минута, и опять голос, выводивший мелодию, был перекрыт рычанием, только теперь в нем слышалось… рыдание:

— Ма-ма? Это ты?

Мелодия снова прервалась и… ее не стало. Узник с минуту продолжал прислушиваться, но мелодия умерла окончательно. Косматая голова Медведя снова упала на грудь, и в этот момент в комнатке едва слышно прозвучал тонкий женский голос:

— Сынок… сынок… что ты наделал!

И снова узник поднял голову, и теперь в его глазах блеснули слезы и какое-то подобие радости:

— Мама! — Рык исчез, словно глотка Медведя вдруг помягчела и вместо рычания смогла выдавить шепот. — Мама, это ты?

Ответом ему была тишина. Спустя минуту глаза узника вновь погасли и голова упала на грудь.

Однако не прошло и минуты, как причудливая мелодия снова проклюнулась в тишине и даже вроде бы набрала силу. Во всяком случае, слышалась она совершенно ясно, хотя определить, откуда именно она звучит, было все еще нельзя. Медведь опять поднял голову и слушал молча, не прерывая, не задавая вопросов, как будто боясь спугнуть ее. Через пару минут мелодия оборвалась сама, и снова зазвучал тонкий, тоскливый женский голос:

— Сынок, сынок… что ты наделал?

Медведь вздрогнул в своих цепях, медленно опустил голову:

— Мама… меня никто в Мире не любил… Меня называли косолапый урод… надо мной смеялись… Даже моя сила только смешила их… Я был медведь, а они… волки!

— А те… другие… они полюбили тебя?

Последовало короткое молчание, а затем горький вздох.

— Нет… Они тоже не любили меня… Только я узнал об этом слишком поздно!

— Поздно, сынок? Почему поздно?

— Когда волхв медведей первый раз нашел меня, он мне сказал, что родная стая ждет, когда такой славный воин вернется в нее… Он сказал, что я — настоящий медведь и мне не место среди волков! Он ведь был прав! Я ему поверил… — Медведь поднял голову и заговорил так, словно он и вправду видел в окружающей темноте свою давно умершую мать: — А потом волхв привел вожака стаи, и тот сказал, что я должен помочь своей родной стае… Что стае нужен извержонок, взятый в волчий княжий замок волхвом Ратмиром… Что я должен совершить этот подвиг! И я совершил его, я обошел все посты волков, я убил всех, кто мне мешал, и выкрал извержонка!

И снова косматая голова упала на грудь узника, и слова его стали невнятны:

— Но на обратном пути мой спутник, медведь, откровенно сказал мне, кем я стану в стае медведей! И теперь мне все равно! Пусть я буду, как и ты, извергом!

В комнате воцарилась тишина… С минуту Медведь висел неподвижно, а затем поднял голову и уперся в темноту невидящим взглядом. В комнате не было ни звука, ни блика, ни малейшего движения воздуха… И тогда Медведь тихим шепотом попросил:

— Ма-ма?

Тишина и молчание были ему ответом.

— Мама?! — чуть громче проговорил он, дернулся на удерживавших его цепях и заревел в полный голос: — Ма-а-а-ма-а-а!!!

И в ответ на этот вопль засов проскрежетал в пазах, дверь распахнулась и в тусклом, призрачном мареве две темные тени промелькнули перед отвыкшими от света глазами узника!

Его голова снова упала на грудь, и губы едва слышно проговорили:

— Мама…

В это время Ратмир, оставив стража подземелья внизу, поднимался по лестнице. Его мало трогали переживания предателя, оставшегося в каземате, главное — теперь было точно известно, что Медведь не знал тайну извержонка, вожак соседей получил информацию из другого источника. И то, что Воровот пытался выкрасть именно Вотшу, что он хотя бы предположительно знал его ценность, было совершенно ясно.

В полдень умывшихся и переодевшихся послов проводили в большую трапезную залу замка, где в окружении самых знаменитых воинов стаи волков уже сидели князь и княгиня. Болот, одетый, по обычаю посвященных, в простую темную хламиду, выделялся среди своей разодетой в меха свиты спокойной, властной осанкой и неторопливостью.