Волчий берег (СИ)

Мы с Гордеем стали почётными гостями, но мне было позволено не выходить к народу. А зрелище было ещё то: забитая людьми площадь, и все стоят столбами и молчат, как на поминках. Когда же к ним вышли Великий князь с княгиней, толпа взорвалась воплями, не знаю, от радости ли, от ненависти, но они орали как оглашенные.

За короткий перерыв перед ужином Людмила отвела меня в зал, где стояли присланные боярами подношения и ткнула пальцем в один из сундуков.

– Вот. Себе возьмёшь.

Слуга откинул крышку – внутри горой лежал белый мех.

– Шуба это, шапка да головной платок, всё белоснежное, новое. Дарю тебе к твоей свадьбе. Пусть у тебя своё будет, я ведь знаю, как неохота к мужу нищенкой приходить.

Я никогда не думала, что нищенкой прихожу. Вообще не думала о деньгах и о приданом. Вернее, раньше, когда с Малинкой жила, а после… Не до денег стало. Конечно, теперь я мамино наследство могу забрать… и заберу, не заслужил отчим ни копеечки! И ещё попрошу расспросить его хорошенько, отчего же мама умерла?! Но на это нужно время, а нам уезжать скоро, а по приезду ждёт меня свадьба, Людмила права – не хотелось бы предстать на обряде в обносках с чужого плеча, пусть даже богатых.

– Спасибо.

Мы обнялись, Людмила вздохнула тяжело, а после всё же улыбнулась.

– С Богом, Жгучка!

Не поняла я, мне она это напутствие произнесла, или самой себе, ну да ладно.

Мы вернулись к людям. Толпу на улице уже обносили угощением, пришёл черёд дорогих гостей. Музыка звучала отовсюду – с площади, из зала, казалось, с самого неба спускалась.

Зал был битком набит приглашёнными. Только мы вошли, как угощение стали разносить, хмельные бочки выкатили. Бояре радовались, тосты поднимали, недовольных почти не было. Жены и дочери их к Людмиле присматривались, теперь место подле неё самое выгодное.

К молодым, однако, близко никого не подпускали, окружили их советники, да Гордей с Всеволодом рядом сели. Даже волхв неподалёку пристроился. Так и сидели они на людном месте, словно на торгах, расписными болванчиками.

Я вскоре ушла спать. Не нравились мне эти людные сборища, где каждый улыбается широко, а в душе кого-то ненавидит. Да и с Людмилой не поболтаешь, только и можешь, что переглядываться да плечами пожимать.

Гордей оставался с Ярым долго, вернулся уже под утро, качался так, словно купался в бочке с пивом, но хмельным от него почти не несло.

– Скоро домой, – бормотал он, с трудом раздеваясь и падая рядом. – Скоро домой.

Слова, от которых теплом веет.

Ещё через день мы отправились домой, к Звериной земле.

***

Говорить они не говорили, но каждый понимал – теперь Ярого увидишь нескоро – придётся заранее запланировать поездку и проделать неблизкий путь. Это было странно, ведь сколько лет они вместе, каждый день вместе, за редким исключением. Руку протяни наощупь – и то его схватишь.

А теперь отдельно.

Всеволод вздохнул, но неожиданно для самого себя улыбнулся.

– Счастья тебе.

Людмила гостей провожать не вышла, со Жгучкой они попрощались ещё вечером. Теперь на пороге в накинутом тулупе стоял и дышал морозным воздухом один Ярый. И надо сказать, выглядел куда бодрей, чем в день приезда.

Гордей крепко обнял друга.

– Счастья тебе.

– И тебе, Князь.

Они переглянулись.

– От тебя теперь многое зависит. Мир между нашими народами или… не мир.

– Всё будет хорошо. Но помни про подарок, предмет людского бога… который ты обещал людям.

– Скорее, тебе обещал. До людей мне сейчас нет дела. Может, когда-нибудь… но тоже нет. Тебе – пришлю.

– И тогда я устрою праздник и вас всех приглашу. Погуляем на славу, как раньше… Ну, может, не совсем как раньше, но погуляем! Ты приедешь?

Гордей усмехнулся.

– Я ещё уехать не успел.

– Ладно.

Всего, что душа говорит, вслух не скажешь. Вскоре Ярый остался на крыльце один, смотреть, как затихает вдалеке след его былого.

***

Поход походил на побег. И вроде возы с золотом, большой отряд отборных воинов, сам Князь с ними – а ехали спешно, будто прятались да прочь от беды бежали. Хотелось ощутить родную землю под ногами, потому и летели вперёд без сна и отдыха.

Снег уже лёг плотно, до весны не растает, а вот морозы не пришли, так, схватывали день ото дня.

В людских деревнях нас встречали как врагов, которым нужно угождать, чтобы живыми остаться. Видимо поэтому ночевать мы становились чаще в лесу. Мне ставили палатку со стенами из плотных шкур, разводили огонь, и я не мёрзла. Волки вообще спали на улице, завернувшись в меховые одеяла, с утра, если ночью шёл снег, они походили на белые холмики, лежавшие вокруг костра. Гордей ночевал с ними. Оно и понятно – лишнего места в палатке из шкур не было, да и с воинами ему было проще. Я это чувствовала. Не оттого, что меня видеть не хотел, а будто его воины его держали, ну, как молодые деревья поддерживают друг друга, не давая рухнуть.

И вот, ночевали мы, быстро завтракали да ехали дальше. И всё бы хорошо, однако чище такие ночёвки не делали, наоборот, пахло от меня день ото дня хуже. От воинов так вообще, пожалуй, несло, если их понюхать, но я их нюхать не собиралась, конечно. Но ветром доносило иногда, да так, что дыхание спирало.