Волчий билет

— Платон не возьмет! Никогда! Валька, сука, сперла! Я милицию вызову.

— Вызывай. — Валентина пожала плечами. — Учти, ты здесь даже не прописана. Менты придут, я тебя выгоню. Вера замахнулась. Валентина резко ударила ее по руке.

— Я тебя, дура, не в психушку, в районную хирургию направлю. А менты и вот Линда свидетелями будут, что ты в чужой квартире хулиганить начала.

Вера упала в кресло.

— Паскуда, на “ты” со мной разговариваешь!

— А ты ментов позови, они с тобой поговорят иначе. — Валентина уперла руки в бока. — Будешь себя культурно вести, позволю жить до возвращения хозяина, даже тарелку щей налью, опохмелиться дам.

— Деньги! — Вера выскочила из кухни.

— Сейф заперт, — прокомментировала Валентина. — А в письменном столе хозяин денег не держит. Если она догадается его костюмы, плащи, пальто обыскать, может, и найдет чего. Не догадалась я, надо было вынуть. — Она вздохнула. — Да лежачего не бьют. И вообще, Линда, я девка добрая. Платона люблю, а миллионы его мне и ни к чему совсем. Всех денег не съешь. Деньги человека в Сатану превращают.

Линда напряглась, но Валентина расхохоталась и указала на дверь, где застыла Вера. Только актриса огромного таланта была способна одновременно сыграть и гнев, и горе, и полную растерянность.

— Как же это? Как же это? — повторяла она, опускаясь безвольно в кресло. — Я же без копейки осталась. А я в банк обращусь! Он же на мое имя счет открыл! У меня карточка специальная. Только где она?

— Думаю, где остальное, там и карта, — жестко сказала Валентина. — А счет Платон наверняка закрыл. Он в денежных вопросах человек аккуратный.

— Шубу продать...

— Черт его знает, — сказала Валентина. — Даже не знаю, имею ли я право разрешить вещи из дома выносить. Одна шубу возьмет, другая еще чего присмотрит. Не знаю.

Раздался звонок в дверь, Вера кивнула горничной, Валентина усмехнулась:

— Верно. В чужой квартире дверь открывать не положено, — и пошла в прихожую. Набросив цепочку, приоткрыла дверь, увидела красивого элегантного мужчину и сказала:

— Здравствуйте, Платон Викторович в командировке.

— Здравствуйте, красавица, я к Вере Кузьминичне, — ответил Тихон, обаятельно улыбаясь.

— Даже так? Она уже гостей приглашает? — Валентина дверь не открывала, ей нравилось, что такой интересный мужик стоит за дверью. — Они с сегодняшнего дня здесь не проживают.

— Не понял? — Тихон перестал улыбаться.

— Не живет, я сказала. Чего непонятного? — Валентина усмехнулась.

К двери подлетела Вера, захлопнула дверь, хотела сорвать цепочку, но Валентина была сильнее и дверь снова приоткрыла.

— Девки, тихо! — Подошла Линда, взяла горничную под руку. — Дорогая, советую данный вопрос решить раз и навсегда. Все равно, пока хозяин не вернется, порядка не будет. Парня пусти, он приличный, я отвечаю, — в тоне Линды вдруг зазвучал металл.

И хотя Валентина ничего не поняла, она мгновенно отступила, и Тихон вошел. Он оглядел собравшихся, разделся, прошел на кухню, налил себе рюмку водки. Линда обняла его за шею и шепнула:

— Последняя.

Тихон не спорил, выпил, сел в кресло и коротко сказал:

— Рассказывайте.

— Ты бы лучше, Казанова, не матку женщине вправлял, а мозги, — сказала Линда и коротко объяснила ситуацию.

— А вернуть его к алтарю? — спросил Тихон.

— Не выйдет, — неожиданно заявила Валентина. — У вас, родные мои, больше вообще ничего не выйдет.

Поняла ее только Линда, спросила:

— Ты уверена? Беру в долю.

— Нет. Я уверена. За четыре года насмотрелась. Я ведь здесь уже пять лет живу. Платон нормальным мужиком стал. Точно.

* * *

Полковник Мусин шел к генералу как на плаху. Он недавно получил справку пограничников, что Сергеев Платон Викторович вылетел вчера из аэропорта Шереметьево рейсом... по маршруту Москва — Рим в двадцать часов. Рейс прошел благополучно.

Почему-то Мусина больше всего выводила из себя эта сделанная на официальном бланке от руки приписка: “Рейс прошел благополучно”. Видимо, чиновник, к которому поступил запрос, решил успокоить высокопоставленных офицеров из МВД: мол, не волнуйтесь, ваши ребятки приземлились в Риме вовремя.

Мусин одернул китель, собравшись с силами, пересек приемную уверенно, привычно кивнул секретарше — он был в этой приемной своим человеком, и уже взялся за резную ручку тяжелой двери, когда секретарша его окликнула:

— Виктор Иванович, подойдите ко мне, пожалуйста. Он щегольски развернулся, подошел к столу, поклонился.

— Весь внимание, Марина Сергеевна.

И тут он заметил в глазах немолодой женщины презрение или насмешку, в общем, что-то необычное, постороннее. Она не протянула ему листок, а подтолкнула розовым ногтем, листок зацепился за другую бумагу, и женщине жест пришлось повторить.

На вырванном из настольного календаря листке почему-то не ручкой, а жирным синим карандашом было написано трехзначное число.

— Вас просят срочно зайти, — набирая номер, сказала секретарша.

Все реакции Мусина сегодня были замедленны. По голосу, взгляду Марины Сергеевны, по тому, как она толкала листок, даже по синему карандашу он должен был понять: “крыша” обвалилась.