Волчий договор

Это была традиция: ждать в конце битвы утверждение главного, прежде чем победитель нанесёт смертельный удар. За все годы, во все века, никто никогда не был спасен. Никто. Толпа жаждала смерти, и смерть была им дана. Он думал, что смерть была бы сладкой по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

Но Ромул поднял большой палец. Он оставил его в живых.

«Не пытайся двигаться. Ты только будешь чувствовать себя хуже».

Он почувствовал мягкий язык на своем лбу, вытирающий кровь, соль, землю, гравий и песок, которые уже въелись в его кожу.

Он повернулся и, наконец, смог открыть глаза. Перед ним на коленях стояла волчица, чистя его раны. Он узнал ее. Она была из его логова. Обычный коричневый волк с добрыми голубыми глазами.

«Тала».

«Да».

Тала. Она была ещё детёнышом. Он не вспомнил её здесь, на арене. Ухаживания среди них были спонтанными, мгновенными. Волки были в состоянии размножаться, пока были обращены, но они не растили свое потомство; детенышей передавали назначенным хозяевам. Когда — то они были собаками, они были бесплодными, бездушными машинами для убийства. Когда стало ясно, что, вероятнее всего, он станет вожаком стаи, многие хотели разделить с ним постель, но он сопротивлялся. Он не будет размножаться для хозяйских питомников. Он не даст им обратить больше волков. Он поддался искушению только один раз и поклялся, никогда не делать этого снова.

Тала продолжала чистить раны, и она толкнула его на ноги. Она была удивительно сильной для своего роста.

«Спасибо тебе».

Она кивнула.

Он дрожал от страха, он понял, он был до сих пор напуган. Что делать, если учителя вернуться? Что, если они его увезут? Он вспомнил все, что они с Марроком планировали, если его убьют, все будет напрасно.

Он съежился, услышав звук шагов, но Тала покачала головой.

«Они не вернулись. Пока что».

«Что происходит со мной?»

«Ничего. Не волнуйся. Я не позволю ничему случиться с тобой, пока я здесь».

Он хотел верить ей. Он знал, что она лгала, пытаясь заставить его чувствовать себя лучше. Он должен быть убит, брошен в Черное Пламя, оставлен гореть.

Но что, если ему суждено жить? Что тогда? Как он будет смотреть в лицо своей стае? Своим братьям? После колоссальной неудачи? Кем он будет теперь в стае?

Вкус поражения был новым для него, неожиданным, сырым.

«Как это могло произойти?» — Он мучился.

«Ты позволил ей выиграть».

Она знала.

Он не спорил.

В тот день мастера не приехали; его не проткнули ножом и не бросили в огонь. Тала помогла ему вернуться в логово. Жизнь шла, как прежде, до их побега.