Волчий интерес

— Мы не обладаем силой наравне с мужчинами… Не все, по крайней мере… Да нам и не надо. При желании, любая женщина способна уложить мужчину на спину. И совсем не силой. Я понимаю, сейчас ты чувствуешь себя беспомощной… Но взгляни на это с другой стороны: Волк все это время был рядом. Пас тебя, отгоняя всех других кавалеров. Помогал по первому требованию. Не рассказал Ежи про твои способности, а это, знаешь ли, подвиг, учитывая его клятву и их отношения… И поехал за тобой сюда, бросил свою Тайную канцелярию… А это дело его жизни, он обожает его… И все только для того, чтоб просто забавляться с тобой в постели? Без чувств? С пониманием, что скоро оставит? А не много ли движений для постельной грелки?

Я слушаю ее, открыв рот.

И пытаюсь осознать смысл слов.

Катаржина моего возраста, но насколько она, оказывается, мудрее…

— Так что ты переосмысли его поведение, Лари, — продолжает она, — посмотри на него со стороны… И попробуй чуть-чуть…

— А что это вы тут делаете? — прерывает нас грозный голос Ассандра. Мы замираем в том положении, в котором разговаривали, лицом к лицу, близко-близко, и поворачиваемся к двери. Я моргаю, ощущая, как глупо открывается от удивления рот, рассматриваю темную, мрачную фигуру черного дракона и замершего за его спиной Волка, с подозрением глядящего на нас с Кати. Ох, как глупо… — И почему половина дома только что тряслась?

Ох… Как неудобно получилось…

Глава 35

Глава 35

— Вот знаешь, Волк, — вещаю я, пользуясь представившейся совершенно неожиданно, такой редкой возможностью, — я не понимаю… Зачем ты со мной сюда поехал? У тебя же… Как это? Море дел в столице?

Прислушиваюсь, в надежде на ответ, но проклятый зверюга, как обычно, не оправдывает ожидания. Злобно сопит и топает себе по дорожке куда-то в темноту. Мне не то, чтоб удобно, голова кружится и кровь приливает к глазам, но, с другой стороны, рот-то свободен? И что с того, что мне не отвечают? Это же не меня ограничивает, в конце концов, а его желание…

Не хочет говорить, пусть не говорит…

А я продолжу тогда… Как там Катаржина говорила? Переосмысливать поведение?

Хороший план.

Вот и пришла пора его воплотить! Пока есть возможность.

— И вообще… Чего ты ко мне прицепился? Я же вообще не в твоем вкусе… Сам говорил, не любишь аристократок… А я — самая аристократистая из всех возможных… Ой… Так, наверно, нельзя говорить, да? И, к тому же… Есть еще варианты… У Анджеера , может, сестры есть? Есть, Волк? Или не знаешь?

Волк опять ничего не отвечает, но, как мне кажется, шаг прибавляет.

Ну и ладно. Опять же, продолжим…

— Хотя, вряд ли бы ты не знал, если б была сестра… Такой похотливый зверь… Разве хоть одну пропустишь? У-у-у… Гад!

Луплю от избытка эмоций, куда достаю. А достаю я прямо по вполне себе выпуклой задней части спины. Нижней части. Которая у всех нормальных людей мягкая… Но где нормальные люди и где Волк?

Конечно, отбиваю себе руку, злюсь все сильнее и пробую еще раз, и еще. Волк, видно, решив, что конца мучениям не будет, и в этом он прав, конечно, сдавленно рычит и резко ставит меня на землю.

Уф… Уже хорошо! Как-то мне не понравился такой способ перемещения: животом на твердом плече зверя.

Жестко, неудобно, тошнит, в конце концов!

В привычном вертикальном положении голова тут же принимается кружиться, да с такой силой, что пошатываюсь, и Волк опять подхватывает меня за талию, держит.

В его руках надежно, можно не волноваться, что упаду, потому счастливо выдыхаю.

Волк приподнимает меня за подбородок, внимательно изучает, нахмурив брови. А я смотрю в его глаза, и ощущаю опять головокружение. И совсем не от перемены положения или последствий того вкусного, но крайне коварного напитка, который все еще бурлит в крови.

Нет, я лечу в бездну жестких волчьих глаз без каких-либо сдерживающих оков, без посторонней помощи. Таю так, что колени подламываются. Он такой серьезный, такой… Такой…

Единый… Как же я так? Он же… Он же в самом деле только играет… А я? Как же я?..

— Зачем ты так со мной, Волк? — шепчу ему тихо-тихо, понимая, что он все равно ничего не поймет, слишком грубая душевная организация. Но не могу молчать, сил нет больше, — я же живая… Отпусти…

Он хмурится, темные брови съезжаются к переносице, глаза мрачно сверкают, а губы раздвигает зловещая усмешка. И камнем падает его ответ:

— Нет.

Это слово придавливает меня, даже дышать становится невозможно. Смотрю на него, не замечая, как слезы льются из глаз, силюсь отыскать в склоненном лице хоть немного сочувствия… Да, Единый, просто чувства! Любого!

Но нет! Ничего, кроме желания обладать, страсти, похоти, злорадства и раздражения, что приходится со мной возится…

Никому я не нужна… Никто не думает о том, насколько мне сейчас плохо, насколько одиноко… Мэсси далеко… Лар — совсем ребенок… Никто не знает, что со мной происходит, в какую ловушку я угодила… По своей глупости…

От осознания собственного жуткого одиночества становится настолько плохо, что слезы сменяются сдавленными рыданиями.

Пытаюсь спрятать лицо в ладонях, скрыться, но Волк , выругавшись, не позволяет даже этого!