Извинившись, хозяйка покинула гостей, распоряжаться насчет угощения. Сейчас следовало поговорить о погоде, о том, что происходило в зимние месяцы и какой урожай удалось собрать осенью. Чего ждать от весны, а то и вдруг в доме имеются незамужние девицы, и хозяин, как бы невзначай, пожелает узнать, женаты ли его гости. Из-за дверей уже выглядывали хорошенькие молоденькие личики, наверное, младшие сестры Булыги. Предвкушая неторопливую и не имеющую ни малейшего смысла беседу, которой от него ждали и которую затем будут вспоминать долгими вечерами за чашкой клюквенного морса или травяного взвара, Волков был вынужден сразу же извиниться перед хозяином и сообщить, что находится на царской службе и как раз сейчас очень спешит, так что ни о ценах на зерно, ни о грядущей войне, ни тем более о смысле жизни и Боге он теперь говорить не может, хотя, безусловно, очень желает обсудить все это с гостеприимным семейством Роговых и даже жаждет. И самое большее, на что добрейшие хозяева могут в его лице рассчитывать, так это на то, что гости пообедают у них, после чего двинутся в дорогу.
Потом Волков испросил разрешение увидеться с Настасьей Никитичной, и хозяин не без удивления провел высокого гостя к своей престарелой матери. Умоляя не обижать старушку.
Настасья Мазура сидела в теплой горнице за столом, раскладывая перед собой мотки шелка. За спиной старушки возвышалась изрисованная цветами и птицами добротная печь. Вдоль стены тянулись укрытые вязаными ковриками лавки. На полу, под ногами, на всю ширину горницы раскинулась длинная вязаная дорожка всех цветов радуги. На этой дорожке возились с целым ворохом игрушек белоголовые, как цветы одуванчики, малыши, один из них заметив Булыгу, с радостным визгом бросился к нему.
Заметив гостей, бабулька подняла на них свои голубые, похожие на лесные фиалки глазки в белых пушистых ресничках и нежно улыбнулась.
— Доброе утречко, дяденька, или уже день?
Детки прыснули, Волков тоже не сумел сдержать улыбки, так весело и звонко это у нее вышло.
— Здравствуй, Настасья Никитична, — поздоровался Волков, и тут же на морщинистое личико озорной бабульки словно налетело облачко непонимания. Она перекинула из-за спины тощую, почти белую косицу и застенчиво начала перебирать пальчиками желтую атласную ленточку.
— Не взыщи, гость дорогой. Мамаша-то моя ныне себя не помнит, не только на вопросы царского дознавателя не ответит, а и своего имени, пожалуй, не вспомнит. — Хозяин развел руками. — Старость.
— Ан попробуем по-другому. — Волков огладил волосы. — Здравствуй, Настенька. Здравствуй, краса ненаглядная!
Дети снова прыснули, а старушка вдруг выпрямилась, и, зардевшись, потупила глазки.
— Здравствуйте, не припомню вашего имени.
— Волков! — обрадовалась та. — Как же, как же… Давеча великая княгиня сказывала, что скоро приедешь, бисер бирюзовый из дальних странствий привезешь, как она заказывала. Привез ли? Исполнил волю государыни? Взялась матушка великая княгиня покров на гроб святителя по обету вышить, дабы в великий праздник возложить. Ан не подходит наш бисер. Все перепробовали, купцы с ног сбились, один ты обещал достать правильный цвет — бирюзовый. И образец взял, чтобы в заморских землях не попутаться. Без него не выполнить Соломонии Юрьевне обета. А ты, значит, привез!
Ты всех спас! Не зря великая княгиня тебя среди прочих почитает и завсегда другим в пример ставит.
Вот я давеча и Ивану, брату моему, говорю, — она показала сухенькой, точно птичья лапка, ручкой в сторону стоящего в дверях сына, — я брату говорю, не может такого быть, чтобы Волков своего слова не сдержал. Правда ведь, Ванятка? Ну, скажи, я ведь так и говорила.
— Истинный крест. — Хозяин кивнул матери и тут же полушепотом пояснил Волкову: — Это она меня за своего брата принимает. Слишком я на него похож потому что.
Но Волков уже и сам все понял.
— Все будет хорошо, Настенька. Соломония Юрьевна уже получила свой бисер. Целый сундучок. Скоро приступите к вышиванию.
— Слава Богу! Слава Богу!!! — Старушка захлопала в ладошки. — Покров вышьем в срок, всем миром возьмемся и вышьем, тогда Господь обратит наконец свой взор на рабу свою Соломонию и исполнит два ее заветных желания.
— Какие же это желания? — Волков склонился к Настасье, в дверях появились Брага и Хряк, но, понимая, что Старшой занят, побратимы застыли на пороге, не смея без разрешения слово молвить.
— Как какие? Чтобы чадо долгожданное наконец на свет появилось, наследник, Богом обещанный, и чтобы великий князь на нее за ослушание не злился.
— В чем же Соломония ослушалась государя? — удивился Волков.
Настасья прикусила край ленточки и какое-то время молчала.
— Ну, я ведь за морем-окияном был, — напомнил ей Волков. — Не могу знать, что тут без меня приключилось. Вдруг чем помочь могу великой княгине, может, на что пригожусь. Только сама ведь разумеешь: чтобы сообразить, чем помочь, нужно наперед знать, что без меня тут произошло, что стряслось.