Волчий корень

— Я, собственно, вот о чем. — Сабуров вытер нос рукавом. — Конечно, я предатель, подосланный к тебе Скуратовым, и гореть мне за это в геенне огненной, как горит там до сих пор Иуда. — Он опустил голову, но тут же словно опомнился и, взглянув на Волкова из-под ровно подстриженной челки, продолжил: — Я, собственно, о дочке своей пекусь, дочка моя родная. Пропадет маленькая. Спаси ее, Кудесник, а уж я отслужу тебе верой и правдой.

— Ты говорил, если тебя осудят по делу Соломонии, всю семью изведут и вместе с ними дочку, которую тогда же ты мне предлагал в жены, — напомнил ему Волков. — Но тогда ты не упомянул, что Малюта подучил тебя следить за мной и моими людьми и вручил тебе зелье, при помощи которого ты отдал бы нас, сонных, толпе. А посему за что тебя казнить? Ты все сделал верно и не виноват, что я своим волчьим чутьем учуял неладное и убрался из монастыря. Вот и теперь ты сбежал из-под стражи. Причем не просто стражи, ты умудрился обвести вокруг пальца мой десяток. И если сделал это без крови, то прими мое тебе в том почтение. Получается, что ты молодец и достоин награды.

— Награды… — Замятию аж передернуло. — Знаешь, какую награду мне приготовили за мое предательство? Мою единственную дочку, радость всей моей жизни, мою красавицу, Иван нынче же приказал привести в его опочивальню. В тот день, когда мы с тобой оказались в доме Потакина, мою кроткую голубицу забрали из родительского дома и доставили в Москву. Сегодня ее попарили в баньке, обрядили в драгоценные одежды, и к ночи царь призовет моего ребенка. — Он не выдержал и всхлипнул. — Христом Богом прошу, помоги, Кудесник.

Волков словно лишился дара речи. Какое-то время он смотрел на несчастного отца, не зная, что и сказать.

— Дочку мою Вяземский с Малютой несколько лет тому видели и говорили, что вырастет — первой красавицей станет. Я еще, дурак, радовался, думал, не случайно Соломонией чадо окрестил. Думал, что, коли помрет государыня и царь призовет к себе девиц на смотрины, тогда эти в два голоса назовут имя моей доченьки. Но царица жива, а моей Соломонии всего восемь лет!

— Ты тоже предлагал ее мне в жены, — напомнил Волков, — или знал, что я не вернусь из Суздаля.

— О том, что не вернешься, не знал. — Сабуров помотал головой. — Вот те крест святой, что не знал, не ведал. Малюта сначала велел просто втереться в доверие, прикинуться, будто напуган до смерти. Но ты ведь и правда ехал расследовать дело моей тетки, так что мне и врать не пришлось, дрожал как осиновый лист и за дочку, конечно, тоже переживал. А опоить тебя приказали, это когда уже мы в монастырь собирались, Малюта-кровопивец мне пузырек всучил. Но я ведь и тогда знал, что таких, как ты, как Волковы, в общем, никакие зелья не берут. Так что ты ничем не рисковал.

— Оборотня не берут зелья? — Волков какое-то время раздумывал над столь неожиданной сентенцией. — А что скажешь об опоенных тобою моих побратимах? Думаешь, я бы простил тебе их смерти?

— Ты исчез, так что, даже если бы в монастырь и явились с вилами да кольями, никаких волков они бы все одно там не нашли, а покушаться на жизнь царевых опричников, не-е, деревенские на это неспособны. Да и я бы рядом был, неужели с мечом не выстоял бы против сиволапых?

В то, что Замятня стал бы защищать опоенных им же ребят, Волков, разумеется, не поверил, сбежал бы, скорее всего, только пятки бы сверкали. Поэтому дознаватель поборол естественное омерзение и переключил мысли с Замятии на невинного ребенка. Меж тем Сабуров еще бормотал что-то, должно быть, пытаясь оправдаться перед Волковым, но тот больше не слушал.

— Где держат Соломонию, знаешь?

— Знаю. — Он кивнул в сторону царской опочивальни; как обычно, у дверей дежурили стражники, пройти мимо которых было невозможно. Зато теперь Волков знал, что туда же можно проскользнуть из тайной комнаты великой княгини Соломонии через секретную дверь.

Точно в тумане, Волков прошел через комнату Соломонии к тайной двери, ведущей в царскую опочивальню, потянул за ручку сначала тихонько, потом сильнее. Потряс несильно, раскачивая замок. Вдруг дверь дрогнула, но пошла не на Волкова и не от него, а непонятным образом спряталась в стене. Юрий отодвинул преградивший ему путь ковер и оказался в спальне Ивана.

Несмотря на то что спаленка — место сугубо интимное и посторонних туда обычно не приглашают, опочивальня царя была огромной залой с широкой кроватью под узорчатым балдахином в углу. Здесь же Иван принимал людей, с которыми нужно было потолковать с глазу на глаз, так как считалось, что в царской опочивальне невозможно подслушать. Должно быть этот обычай завел еще прежний государь Василий Ш, когда жил в ладу с мудрейшей Соломонией.

Теперь царь Иван снова призвал в свои покои Соломонию Сабурову, восьмилетнюю девочку, которая должна была ответить перед ним за грехи ее двоюродной бабушки, равно как и за весь свой невольно согрешивший против трона род.