Я насмешливо покосилась на сына. Вряд ли худышка Ангелина, похожая на маленькую легкомысленную стрекозу, могла помочь моему проглоту уничтожить все припасы. Скорее уж, она без конца болтала, а Ник ел за двоих и слушал.
В школе Никита сидел с Колесниковой за одной партой, и я подозревала, что сынка тайно влюблен в свою соседку, правда, с расспросами к нему не лезла. Захочет, сам расскажет.
— На заднем сиденье сумка, баба Люба тебе бутерброды сделала, — сжалилась над своим волчонком.
— Круто!
Никитка отстегнул ремень, и его светлая макушка мелькнула между сиденьями.
Я с трудом удержалась, чтобы не провести ладонью по непослушным вихрам. Нельзя. Не любит сынка «телячьих нежностей», взрослым себя считает. Возле школы еле вытерпел, пока я его тискала. А мне так хотелось прижать ребенка к себе и не отпускать. Весь день как на иголках была, пока он по экскурсиям разъезжал.
— Музей понравился? — посмотрела на сына.
Тот уже снял крышку с контейнера и достал бутерброд. В салоне запахло ветчиной.
— Вау! То, что нужно! — не отвечая на мой вопрос, восторженно воскликнул Ник.
Вот же обжорка! За мясо родину продаст.
— В кармашке салфетки влажные, руки вытри, — одернула своего торопыгу.
— Ну, мам! — возмутился Никитка. — Я все время только и делаю, что руки мою. По пять раз на дню.
— А ешь ты сколько раз?
— Ну…
Ник задумался, вздохнул, а потом молча достал упаковку, вытер ладошки и взялся за бутер.
— Так что с музеем? — вернулась я к прежней теме. — Как впечатления?
— Наш лучше был, — откусив большой кусок, пробубнил Ник. — Тот огромный, и картин этих столько, что не запомнишь. У меня от них в голове все перемешалось.
Да, рановато Елена Витальевна малышей в Третьяковку повезла. Им бы в кино или в цирк, а не высоким искусством любоваться.
— Чадов с вами был?
— Ага. И трое охранников. Они с каким-то дяденькой на входе в музей столкнулись, тот тоже с охраной шел, только у него их человек восемь было. Все в черных костюмах и с рациями. Линка говорит, это потому, что он олигарх. И он так странно на меня смотрел…
— Как?
Мне стало не по себе. В сердце снова тонко зазвенела тревога.
— Будто он меня знает, — ответил Ник.
— Как он выглядел? — уставилась я на сынку. Руки крепко сжали руль. — Молодой, светловолосый?
— Не, старый и седой, — покачал головой Никитка, и у меня от сердца отлегло, а сын тут же спросил: — Ма, а у олигархов всегда охрана? А почему у Стаса нет? Он ведь тоже олигарх? Я сам слышал, Петькин папа его так называл.
— Стас не олигарх, сынок, — ответила я и постаралась сменить тему. — Тебе из картин какая-нибудь запомнилась?
— Ага, — кивнул сынка. — Одна. Большая такая, с абрикосами.
Я задумалась. Это что же за абрикосы такие? В голове забрезжила смутная догадка.
— Там еще девочка была нарисована, — добавил подробностей Никитка. — А перед ней тарелка с абрикосами.
— Это персики, Ник, — скрыв улыбку, посмотрела на сына. — А картина так и называется: «Девочка с персиками». Ее художник Серов написал.
— Все равно, скукота, — скривился сынка. — Зато потом мы по Красной площади гуляли, вот там здорово было, — он откусил от бутера еще один большой кусок и спросил: — Ма, а Стас сегодня дома?
— Нет. Он предупредил, что на пару дней останется в Москве.
Ник отложил бутерброд.
— Почему? — серые глаза требовательно уставились в мои. — Он же теперь с нами живет. И он обещал вернуться.
— Никит, у Стаса сложности по работе возникли. Как только он с ними справится, сразу приедет.
— С ним все хорошо? — пытливо посмотрел на меня сын.
Да, интуиции моему Никите не занимать. Чувствует, что не все так просто.
— Конечно. Вечером он позвонит, и ты сам у него спросишь.
Я старалась говорить как можно убедительнее, хотя сама этой убежденности не испытывала. Стаса вызвали среди ночи. Один звонок, пара слов — и мой муж мгновенно собрался, кинул сумку в машину и уехал. А я осталась наедине со своими мыслями и страхами. Нет, Стас предупреждал меня, что иногда будет ненадолго отлучаться, но я не ожидала, что это случится так скоро. Думала, у нас еще уйма времени, и мы успеем насладиться и медовым месяцем, и неторопливой жизнью в усадьбе, и счастьем…
«Вернусь, как только смогу», — сказал муж, целуя меня на прощанье. А я проводила сначала его, потом Никитку, и полдня ходила из угла в угол, пытаясь унять встревоженное сердце. В голову лезли всякие глупости. Вспоминалась дождливая осень, пустая предрассветная трасса, холодные капли, стекающие по лицу, боль в изувеченном теле…
Не выдержав тяжести воспоминаний, я схватила ключи от машины и рванула в Лог. Вроде бы, договор подписать, а на самом деле надеялась, что Нику встречу. Рядом с рыжухой всегда было удивительно спокойно. Вот и сегодня, стоило только увидеть маленький энерджайзер, и все страхи как рукой сняло. Я даже поела первый раз за весь день.
Мимо промелькнули огни аптеки, и я вспомнила еще об одной вещи, на которую решилась рядом с Никой. Аккуратно съехав на обочину, медленно сдала назад и посмотрела на сына.
— Я на минутку. А ты пока доедай.
— Ты что, заболела? — Никитка мгновенно посерьезнел, даже бутерброд отложил.