Волчий пасынок: путь к сухому морю

Он понял, что мурлыкающее существо с пурпурным мехом было для молодого воина не дорогой неразменной монетой, хранимой для крайнего случая, но единственным другом и спутником Волчьего Пасынка. И поняв это, могучий, как медведь караванщик с головой, тронутой преждевременной сединой, испугался одиночества, окружавшего отстраненного, нелюдимого юношу. Добровольно выбранного одиночества волка-одиночки.

3

Фахим бан-Ана, богатый и всеми почитаемый купец из славного города Ишша — маленький и пухлый, как колобок человечек с огромной высоколобой головой, стыдливо подернутой редким пушком, пародирующим шевелюру, высунулся из своего паланкина, престижа ради облицованного резными пластинками из слоновой кости и поманил толстой ручкой своего доверенного слугу и старого друга, Табиба Осане.

— Слушаю, хозяин. — почтительно сказал чуть не втрое более крупный шарумец, привычным жестом прижимая ладонь к сердцу.

— Друг мой, Табиб, изволь позвать сюда того странного юношу, подобранного тобой ночью. Я хотел бы развлечь себя разговором с ним. И потом, всецело доверяя тебе, должен же я все-таки знать, чей меч добавился к моей страже.

— Да, хозяин. — кивнул головой Осане и, повернувшись в седле, кликнул. — Гай! Гай Канна! С тобой хочет говорить мой господин!

Верхом на приземистой крепкой онокгольской лошадке, выданной ему по приказу начальника караванной стражи, Гай подъехал к паланкину, склонив голову в знак почтения. Смысл этого жеста опускать глаза к земле, подставляя незащищенную шею неизвестно кому, был Волчьему Пасынку абсолютно не понятен, но он давно усвоил, что не умея склонять голову в этом мире далеко не уйдешь.

— Гай Канна, так тебя зовут, почтенный юноша? — мягко спросил Фахим бан-Ана, оценивающим (это уже въелось в кровь) взглядом окидывая плечистую фигуру молодого уранийца. — Да… господин. — Гай Канна. — донесся из сумрачной глубины купеческого паланкина тонкий девичий голос. — Гай. Странное имя. Похоже на лай собаки или ха-ха! На крик погонщика скота! Вот так: Кхай! Кхай-я-а! Фахим улыбнулся.

Гай пожал плечами. Он не видел ничего забавного или странного в своем имени. Впрочем, у него вообще неважно обстояло с чувством юмора — этому надо было еще долго учиться, и он старался. Вот только выходило неважно.

— Может быть. Я не выбирал себе имя. Ни имя, ни судьбу.

— А у тебя странная судьба, тур-атта Канна? Из-за спины знатного шарумского купца выглянуло узкое бронзовокожее личико, обрамленное длинными блестящими черными локонами, старательно завитыми в бесчисленное количество мелких колец. Зеленые глаза блеснули азартным изумрудным блеском. Волчий Пасынок, чьему взгляду прохладный полумрак паланкина не был особой помехой хорошо разглядел и фигурку девушки — тонкую, ладную, словно выточенную из слоновой кости рукой искусного мастера.

— Может и странная, — задумавшись на мгновение ответил он. — меня растили и готовили для единственного занятия. С единственной целью в жизни — быть верным, быть преданным, быть бесстрашным, быть смертоносным… Сейчас я понимаю, что тот, кого я и мне подобные хранили от кинжала, стрелы, удавки, яда в бокале, вовсе не был достойным человеком. Но даже знай я это тогда, это не умалило бы моей лояльность — в ней был смысл самого моего существования. Когда хонты взяли Ур, и он погиб… вместе с большинством моих братьев, заваленный обломками собственного дворца… когда оказалось, что не осталось не только преемника, но ничего от империи вообще… тогда возникла Пустота. Вдруг оказалось что мои преданность и смертоносность никому уже не нужны. Передо мной, прежде видевшим лишь казарменные стены и дворцовые покои, которые надлежало охранять вдруг распахнулся весь мир… такой огромный, запутанный, непонятный. Я мечусь по нему и никак не могу понять, где здесь мое место. Это — странно?

Девушка в паланкине — как нетрудно было догадаться дочь Фахима в свою очередь задумалась на короткое время.

— Это наверное и в самом деле странно. — ответил за нее купец. — И куда ты держишь свой путь теперь, Гай Канна?

Волчий Пасынок взмахнул рукой, указывая направление.

— На запад. В Пту я сяду на корабль…

— Пескоход. — поправил Табиб. — Еще говорят, ползун, а то и попросту — «таракан».

— … пересеку Сухое море и отправлюсь дальше. Туда, где еще не был. Там, на востоке лежит Круст, говорят, это страна воинов, таких, как я. Может быть, там я найду свое место в этом мире. Здесь, на Юге, в Желтом Квадрате, я этого не нашел.

— Ты очень молод юноша, но говоришь так, словно побывал во многих землях.

— Так и есть. Я иду из города в город, из страны в страну, и нигде подолгу не останавливаюсь.

Гаю говорилось все быстрее и легче. Его редко слушали и спрашивали, как сейчас — с искренним вниманием и интересом. И всякий раз это было странно и по-странному приятно. Люди, которым было какое-то дело до его мыслей и чувств, встречались на пути молодого оборотня-меченосца нечасто.

— Зачем?