Лишь один спокойный уголок неугомонной, шумной Атланты. Место, где я родилась, где прошли семнадцать лет моей жизни, только здесь я чувствовала себя живой после смерти отца. Все, что я могла рассказать о себе, было частью этого города и что же теперь? Неужели мне и правда придется покинуть его, предать, как мама предала меня?
Мысли жгли меня изнутри отвратительным холодом. Наблюдая за опаленными солнцем улицами, я чувствовала, как глубоко в сердце зарождается ноющая боль никак не связанная с переездом. Все вокруг напоминало мне о прошлом, о том времени, когда рядом со мной был папа.
Закрывая глаза, я тяжело вздохнула. Воображение снова нарисовало улыбчивого отца, в ушах зазвенел тихий призрак его голоса, и я прикусила губу, чтобы не расплакаться. Он воспитывал меня как сильную девочку, и я не могла изменить его принципам, нашим принципам, даже после его смерти. Я хранила в себе его часть, определенно лучше, чем Лукас.
Эта мысль заставила меня невольно улыбнуться, и я вернулась в комнату. Слишком много воспоминаний тревожили мою душу в тот момент, чтобы я могла позволить себе хоть каплю сожаления. Я твердо решила быть стойкой, так просто Эллен не сможет меня сломить, даже не смотря на то, что она вырывала сердце из моей груди, пытаясь увезти из Атланты. Поэтому я переоделась и занялась упаковыванием вещей.
Собирая чемоданы, я не переставала думать о сегодняшнем ночном кошмаре. Словно мне мало кошмаров наяву. Будучи маленькой, я часто просыпалась среди ночи от страха, и отец был единственным, кто мог меня успокоить. Он усаживался на пол возле кровати, чтобы наши лица были на одном уровне, и говорил, что не стоит бояться. Я помню с какими чувствами смотрела ему в глаза. Казалось, ничто не причинит мне вред, пока он рядом. Не трудно догадаться, какой разбитой я стала после его смерти. Он всегда представлялся мне чем-то вечным и нерушимым, но, когда его убили, я осознала, что в мире нет ничего вечного.
Я отчетливо помню все детали моего главного кошмара: поляна в ночном лесу, редкий лунный свет пытается вырваться из плена кривых черных веток, и чьи-то злые глаза наблюдают за мной. Я не могла понять, где находится враг. Ничего действительно страшного мне не снилось, но девятилетняя девочка едва ли могла справиться с ужасающим чувством слежки. Даже днем мне казалось, что глаза наблюдают за мной с противоположного конца улицы или двери класса.
Видимо, кошмары трансформируются, поэтому вид реального мучителя стал таким же неожиданным и страшным, как злые глаза для маленькой девочки. Я вспомнила его слова и вздохнула.
«Ты стала уязвимой».
Чтобы не сойти с ума, я попыталась выбросить странные мысли из головы. Реальность требовала моего участия. Яркий свет отрезвил, и я поняла, что днем легко сопротивляться бредовому страху.
К десяти я спустилась на первый этаж нашего дома и застала Эллен в привычном для нее суетливом состоянии. Она перепроверяла содержимое коробок, которые Майк и Лукас заклеивали скотчем. Мерзкий звук заставил меня вздрогнуть от отвращения. В гостиной появились два работяги в синих комбинезонах — грузчики — и принялись выносить коробки из дома. Когда я проходила мимо Майка, клянусь, он попытался мне улыбнуться! Я вручила ему свой чемодан и самодовольно скривилась, когда он просел под его весом.
На улице было солнечно и тепло. В Атланте погода всегда замечательная. На миг ослепленная, я приставила руку козырьком ко лбу, и увидела мерзкую картину — полдороги занимал огромный грузовик, который постепенно заполнялся осколками моей жизни.
Чтобы не рассердиться, я запрыгнула в мамин опель. Обхватив руками колени, я старалась отделиться от реальности, но вид нашего дома вызывал слезы. Такой красивый, обтесанный ветрами и временем, прекрасный дом из серого камня с белыми контурами окон. В стеклах отражался солнечный свет и мне показалось, будто дом извергает все светлое и доброе, что в нем произошло.
Не успела я расчувствоваться, как на переднее сидение плюхнулся Лукас. Он запутался в ремне безопасности и неуклюже пытался вырваться. Я громко фыркнула.
— Разве тебе можно сидеть впереди?
— Боюсь сзади испачкаюсь об твое отчаянье, — съязвил Лукас в ответ. — Ты слишком злая. Выходишь на новый уровень стервозности?
— Тебя совсем не волнует, что мы уезжаем?
Лукас обернулся, и в его глазах мелькнула искра сожаления.
— Маме будет лучше, — просто сказал он.
Я возмущенно закатила глаза.
— Ей и здесь было неплохо.
— Откуда тебе знать? Ты шарахалась от нас последние пять лет. Появлялась дома, чтобы взять денег и поругаться с мамой, — прорычал Лукас. — Не смей судить о том, как нам жилось!
Я вспыхнула от гнева, но брат отвернулся и замолчал. Я слышала его сердитое дыхание и уже хотела ответить, но пришла мама. Она забралась в машину, и ее губы дрожали от волнения. Ее последний взгляд на дом показался мне жалким.