Волчий уголок

Славик к находке отнесся сугубо практически.

– Ее что, едят?

Дядя Петя с укоризной поглядел на него.

– Да нет. Ценное лекарственное растение. Успокоительное.

Славика не заинтересовало успокоительное средство. Зачем оно при их спокойной жизни. Его волновало другое.

– А как мы перейдем ручей?..

– По плотине и перейдем, – негромко ответил дядя Петя. Они уже приближались к бобровому озерку.

Славик удивился, но промолчал. Он представлял бобровое строительство в виде рогатого шаткого нагромождения палок и веток, вроде кучи хвороста, остающегося в лесу после рубки. Взрослому недолго поломать ноги, перелезая через такую баррикаду. Он-то сам переберется.

Между трав и лозин блеснула вода. Дядя Петя молча показал на нее пальцем. Это и был у бобров запас воды, нужный для жизни: прятаться, находить вкусные водные растения, транспортировать ближе к дому расчлененные деревья.

Славик ничего не понял. Вода блестела высоко, а рядом речка, заросшая кувшинками, неслышно текла значительно ниже. Он догадался. Они стояли прямо на плотине. Трудно было поверить, что небольшие зверьки без всякого инструмента могли соорудить такую запруду. Из тела плотины в обе стороны торчали концы обгрызенных палок, сверху она давно заросла травой. В одном месте, где палки были посвежее и странно белели в сумерках, вода узким потоком переливалась через плотину и сбегала в речку. Слабое журчание не нарушало тишины вечернего леса и болота.

Славик попытался вырвать деревяшку со свежими следами зубов. Она не поддавалась.

– Не трогай. Дальше подберешь, – шепотом сказал дядя Петя.

Славику она не нужна была, он проверял прочность сооружения, хотя и невооруженным глазом было видно, что построено надежно.

Они прошли дальше, поднялись по косогору. Наверху большая трава не росла, начинался сосновый лес. Дядя Петя осторожно опустился на землю. Шепотом объяснил Славику:

– Видишь, вон верба на том берегу. Они ее наполовину подгрызли. Понаблюдаем, может, до темноты за работу возьмутся.

Славик навел бинокль. Толстая верба росла у самой воды, рядом сплошной тростник, болото. Возле ствола трава была вытоптана, чернело кольцо голой земли, касающееся воды. И на воде в этом месте не росли листья кувшинок. Чистая водяная дорожка шла вдоль берега. Это был их транспортный путь, по которому бобры подплывали к облюбованному дереву и собирались таскать добытые ветки. У основания ствола, который был со слоновью ногу толщиной, белело широкое кольцо. Бобры за день-два до этого начали валить дерево.

Славик аж заерзал на месте. Посмотреть, как толстый бобер с широким хвостом грызет будто шоколадку толстенное дерево – что могло быть интереснее.

Радовался он недолго. Как выяснилось позже, не напрасно. Они сидели слишком открыто. Славик, гримасничая и махая пальцем, показал дяде Пете, что им следует спрятаться за можжевеловое деревце. Но и там Славику не понравилось. Невысокий кустик, запакованный в непроницаемые для света ветки и иголки, вырос слишком узким, чтобы закрыть двух человек. Поблизости не было лучших укрытий, и Славик смирился. Он попробовал определить направление ветра. Вытряхнул из кармана весь сор и пусти его с высоты. Соринки летели ровно вниз. Он пожалел, что так и не насобирал пыли из дождевиков.

– Сомневаюсь, что у них обоняние сильно развито, – зашептал дядя Петя. – Да и зрение не ахти. Шума боятся – это точно. Одного я подшумел – ломился через тростник. Он так плеснул по воде хвостом, что меня до смерти напугал.

Славик почти не слушал. Он уселся поудобнее и отрегулировал бинокль.

Солнце уже село, но света в лесу оставалось достаточно. Какая-то птичка грустно повторяла: вить, вить…

– Пеночка, – чуть слышно прошептал дядя Петя, когда Славик кивнул ему и поднес к уху ладонь.

Пеночка с перерывами повторяла односложную тихую песенку до темноты.

Коршун или канюк, коричневый, в пестринках, сидел на далекой, засохшей и потерявшей макушку сосне, одиноко стоящей среди заречного олешника и лозняка. Он сначала клевал что-то, прижимая к суку лапой, затем то ли осматривал себя, то ли поправлял перья. Наконец, замер: начал глядеть в их сторону, на закат.

Славик передал бинокль дяде Пете. Он рассмотрел хищника, но уверенно определить не смог. Потом попытался рассмотреть в густоте приречных кустов и трав пеночку, единственную из птиц подававшую голос в августовский вечер. Его попытки напоминали поиски иголки в стогу сена, пусть даже и с помощью лупы.

Из леса позади их доносились какие-то редкие шорохи. На речке иногда слышался негромкий всплеск. Славик наводил бинокль на все подозрительные места, но виновников шума не мог обнаружить. Если бы не дядя Петя рядом, он бы чувствовал себя не совсем уютно. Дядя Петя сидел задумавшись и на все звуки не обращал внимания. Он не пошевелился, когда рядом с ним гулко шлепнулась на землю сосновая шишка.

Вот что, оказывается, потрескивало под соснами. Высохшие, растрескавшиеся шишки, из которых давно разлетелись семена, падали с деревьев за ненадобностью.