Волчий замок

Так шли до тех пор, пока не разошлись склоны распадка в стороны и не вышли мы на поляну. Не солгал нам Гельтвиг: снег тут был вытоптан, и немало крови видно было на земле в свете факелов. Крови свернувшейся и снегом присыпанной и затоптанной, и крови недавно пролитой и хорошо приметной. Чуть пройдя вперед, осветил Вигхард и тела крестьян, и содрогнулся я от увиденного и уверился окончательно, что по следам отродий сатаны идем мы, ибо не могут люди такое творить над безвинными.

— Вернер, — охнул Вигхард и бросился вперед к подножию дерев, на которых распялены были обезображенные тела.

Я подбежал к нему и увидел тело товарища нашего, и ярость ударила мне в голову, прогоняя страхи. Живым не взяли его кощунственные порождения ада, но, видно, после смерти хотели глумление учинить, и сорваны были с него кольчуга и часть одежды. Один глаз его был выбит и вместе с ним часть головы его была вмята и разорвана когтями, но второй глаз смотрел зло и весело, будто и в смерти своей видел он чему смеяться.

Услышал я тихое рычание рядом и вскинул глаза, ожидая увидеть волчий оскал, но увидел оскал человечий. То рычал Вигхард, скрежеща зубами и стискивая кулаки. После вскочил он и закричал во тьму яростно:

— Ну! Идите сюда! Где вы, сучье отродье, шелудивые псы?! Идите же!

Я встал рядом с ним, и ярость переполняла меня не менее, чем его, и готов я был броситься на вервольфов не то что с мечом, но и с голыми руками. И так стояли мы, озираясь в безумии и ища схватки, и только лишь Гельтвиг осматривался в ужасе, но я того уже не замечал.

А потом ответила нам тьма дурнотным заунывным воем со всех сторон, глумливым и наглым. Ответила тьма и зашевелилась, задвигалась за пределами того круга света, что бросали наши факелы. Позади дерев, позади распятых разорванных тел, в глубине леса мелькали тени, и скрипел снег, и перекликались гортанные воющие голоса. И были голоса те похожи и на рычание звериное и на разговор людской разом, но были глухи и низки и неразборчивы. В тенях же угадывал я словно бы людей, но странными были очертания их, будто руки их были длиннее, чем должно, и будто звериные рыла вместо лиц смотрели в нашу сторону из темноты.

Вигхард рванулся было во тьму, но отрезвил меня многоголосый вой и мелькание теней, и я успел удержать его.

— Снег, — шепнул ему я. — Там снег глубже. У них лапы широки, мы же в железе проваливаться будем и вязнуть. Там нам смерть, на поляне бой примем.

Рычал Вигхард, словно пес охотничий, что со сворки рвется и хрипит, сам себя удушая, но, видно, не совсем ему ярость глаза застила. Кивнул он и шаг назад от опушки сделал, и отошли мы к середине вытоптанной и залитой кровью поляны.

— Спина к спине, — приказал я, и сомкнули мы спины.

Взвились воющие голоса с той стороны, с коей мы пришли, и стало ясно, что путь назад нам отрезан.

И вот тогда дрогнула юная душа и надломилась. Потерял голову Гельтвиг, не выдержав ужаса, что точил его с тех пор, как услышал он о людских волках. Отбросив меч, которому не верил более, бросился он бежать вглубь леса, мимо распятых тел, во тьму, и на бегу кричал слова молитв, которые помнил, всех вперемешку.

— Гельтвиг! — закричал Вигхард и кинулся было вслед, но опять удержал его я, ведь уже бежал юноша по нетронутому снегу дикого леса.

— Нет! — рванул я товарища за плечо. — Снег! Погибнем там втроем без всякого толку! Спина к спине!

Глянул на меня Вигхард страшно, но приказ исполнил, и так стояли мы посреди поляны окровавленной, каждый с мечом обнаженным и факелом поднятым, и ждали, когда набросятся на нас чудовища.

Гельтвиг же все бежал, крича, и видели мы, как в сугробах тонули ноги его, и кружили тени рядом с ним, и вой гнал его все далее. Вскоре, проваливаясь и падая в снегу, лишился он и факела, и тьма поглотила его. Недолгое время спустя взвился его крик и оборвался, и сменился глумливым воем.

Так погиб юный рыцарь Гельтвиг, и тело его не обретено было никогда для должного упокоения.

Мы же ждали тварей посреди кровавой поляны, на краю которой, будто страшные привратники, белели во тьме распятые и разорванные тела крестьян. Но чувствовал я спиной спину Вигхарда, и вселяло это уверенность в меня, ибо надежнее стены был мой соратник.

Тени вскоре вернулись и вновь выли глумливо, и кружили вокруг, и словно переговаривались на рычащем своем языке. Плясал свет факелов на клинках наших и на телах распятых, и на черных ветвях, и на кровавых пятнах. И потерял я нить времени, и не знал уже, сколько стоим мы так, ожидая удара.

— Ну! — кричал я, горем и ненавистью захлебываясь. — Ну идите, отродья Сатаны! Идите и узнайте, почто овцам зубы!

И еще что-то кричал я, чего не помню теперь и не могу привести, и то, что помню, но тако же не осмелюсь писать теперь, ибо негоже писать подобное монаху и осквернять записи свои подобными кощунствами. Кричали мы вместе и поносили тех, кто во тьме кружил, и призывали кары господни на их головы. Но не бросились они на нас, ни в тот час, ни позже. И меркли факелы, и мы возжигали новые, и ждали, но лишь кружили тени вокруг и выли голоса, и не вышел ни один.