— В одной из таких злокозненных книг нашел брат Рудольф, хранитель монастырской библиотеки, описание мерзостного обряда, каковой суть силу нечеловеческую и долгие лета жизни обещал свершившим его. А найдя, впал в великое искушение, ибо был он крепок телом и жизнелюбив, но многие года тяготили его, тело теряло крепость, волосы пятнала седина, и чувствовал он недалекий закат жизни своей. Прельстившись же сам, тайно искушал он тако же других послушников и монахов и преуспел в том, ибо нечистый даровал ему силу убеждения, ведь ничто так не радует Отца лжи, как грехопадение праведных. И возник в святом месте тайный нечестивый ковен, в каковом состояли дюжина братьев-отступников с Рудольфом во главе. Тогда и начали пропадать люди в окрестных селениях, ибо для свершения богопротивного обряда требовались живые сердца человеческие, и чем моложе сердце, тем больше сил и годов жизненных получал творящий нечестивое действо. Слишком поздно монахи поняли, что дьявольская месса готовится в стенах монастыря. В ночь, когда взошла над колокольней монастыря полная луна, разбужены они были громким шумом. Поднявшиеся в тревоге братья обнаружили, что святыни пропали, а из подвалов под монастырем доносятся страшные крики и вой, вроде волчьего.
Голос нашего сказителя все утихал, пока рассказывал он нам легенду, и сейчас еле слышен был за шорохом снега под копытами коней. Лес, будто не желая упустить ни слова из мрачной истории, тайну коей он хранил, подступил вплотную, и Гельтвиг то и дело косился во тьму меж голых деревьев.
Я встряхнулся, прогоняя из разума картины, навеянные словами нашего молодого товарища. От движения моего с плеч посыпался снег, и понял я, что уже какое-то время едем мы под кружащими в воздухе хлопьями. Припомнилась мне туча, что ползла с севера, и подумалось, что непросто теперь будет искать следы злодеев, кто бы они ни были.
— Так, а дальше-то что? — сказал за всех Вернер. — Волки их там порвали, что ли?
— Не было в подвале волков, — глухо отозвался юноша, вновь бросив быстрый взгляд в сторону леса. — Когда настоятель распахнул двери, увидел он…
И вновь умолк наш велеречивый рассказчик, будто страшась вслух произнести слышанное им в детстве.
— Ты воин Христа, Гельтвиг! — не сдержал я досады, хоть и понимал, что за сомнения и страхи досадую более на себя, нежели на молодого нашего товарища. — Святой Крест Его на твоих одеждах начертан, и меч твой благословлен святыми отцами церкви нашей! Не к лицу воину Господа дрожать перед бабьими россказнями! Не слыхал я страха в голосе твоем, не видел робости в делах доселе! Право же, начинаю я жалеть, что сам назвал тебя рыцарем.
— Не страшусь ни людей, ни смерти, и ты верно знаешь о том, друг Готлиб! — вспылил юноша, смиряя гарцующего коня. — Но пред происками дьявола бессильны бывают достойнейшие меня!
— Да досказывай сказку, Гельтвиг! — не выдержал Вернер, хоть и видно было, что даже ему не по себе стало от мрачной легенды и близости ночного безмолвного леса. — Сказано тебе, то знания, нужные для исполнения миссии нашей, вот и договаривай как есть.