Волчина позорный

Хромой с Наждаком рассказали, как непросто оказалось всё, что было заказано, подпалить.

— Охрана, бляха, с ружьями, — махал рукой после второго стакана Хромой. — Я облил бензином всё, что надо, а один меня засёк. Стрелять стал. Хорошо это, что я с собой пять коробок спичек взял. Так прямо целую коробку поджигал и кидал уже на бегу. Бежать мне тяжеловато. Я в детстве с высоких качелей упал. Ногу вот так вывернуло. Операцию делали. Теперь хромаю, но нога вполне для жизни и разных дел пригодная. Ну, что. Бегу, а он стреляет. Оглянулся я — горит хорошо. Ну, и дёрнул в темноту. «Вохровец» меня сразу и потерял.

— А мне хуже пришлось, — гордо сказал опьяневший Наждак. Водка не простая была. Сорок три градуса. С ног валила даже корифеев питейных забав. Поэтому Шура наливал и себе полный стакан, но когда подносил к губам — резко перекидывал жидкость через плечо на спинку бархатного дивана. Следа от водки не видно было. — За мной один шустряк погнался и догнал, падаль. Повалил и кулаком по хребту врезал. Сел на меня, чтобы руки завернуть. Ну, я из валенка финак выдернул и всадил ему в пузо. Не было выхода. А «мокруху» вообще-то я не практикую. Не люблю. Но вот пришлось. Извиняйте уж за грубую работу. Деньги не вычитайте. Ситуация вынудила.

— Курево есть у кого? — спросил пьяным голосом Малович.

— Беломор будешь? — достал пачку Наждак.

— Да мне сейчас хоть «архар», хоть махру. Хорошая водка, — Шура поднялся и, петляя, пошел к двери. — Идём, Леонид. В люксе противопожарные датчики стоят. Последнее слово техники. Закуришь — могут сперва своих сторожей прислать, а потом и «мусоров». Я в коридоре всегда курю. С ними связываться — ну их в задницу. Извините, Людмила Михайловна.

Вышли. Малович воткнул в рот папиросу и стал хлопать себя по карманам.

— Нет, мля, спичек. Вот никогда, падла, я их из пальто не достаю. Забываю.

Наждак чиркнул толстой спичкой о коробок, сложил ладони лодочкой и протянул руки к папиросе. Тут же на его запястьях глухо щелкнули наручники.

— Стой ровно. Ноги вместе, — приказал Шура шепотом. Из внутреннего кармана достал кусок верёвки и связал Леониду ноги возле щиколоток. Потом нагнул ему голову и кулаком резко ударил его по шее. Наждак повис у него на руках. Шура аккуратно уложил Наждака на ковровую коридорную дорожку так, чтобы рук не видно было. Платочком носовым вытянул у Наждака из валенка «финку» и аккуратно перенёс её во внутренний карман пиджака. Потом открыл дверь и крикнул.

— Витя, тут Леониду плохо. Перепил, что ли? Покурил и вырубился. Помоги занести его в номер. У меня левая рука только месяц как после перелома.

Хромой вышел, с трудом промахнувшись мимо дверного косяка, увидел лежащего кореша, присел перед его лицом на корточки и повернул ему шею так, чтобы увидеть глаза. Вот пока он голову поворачивал, Шура спокойно нацепил ему на руки «браслеты» и дал по шее. Хромой лёг рядом и Малович связал ему ноги тоже. Потом занёс обоих в номер и положил рядом на полу.

— Дежурный, — набрал он номер Управления. — Малович это. Давай наряд в адрес: Гостиница «Турист», седьмой номер люкс. Наряд автоматчиков сюда и «телегу» с будкой. Двоих бандитов я задержал. Запиши на меня. Всё, жду.

Бережная не прикидывалась, а пила натурально. Окривела сильнее всех. Легла спиной на стену за кроватью и смотрела в потолок, что-то напевая.

Александр Павлович уложил её в одежде головой на подушку, прикрыл сверху покрывалом, написал записку и положил ей на живот. На листке из блокнота была инструкция:

«В девять утра вы должны быть на проходной УВД. Улица Ленина, семь. Пропуск к майору Маловичу выписан на вашу фамилию. Возьмёте у дежурного. В Монино не звоните. Потом всё объясню. Малович».

Приехал наряд. Задержанных погрузили в зелёный «воронок». Деньги Шура взял салфеткой и сунул каждому в карманы. Через полчаса он доложил командиру, что поганцы обезврежены, взяты при получении денег за поджог и лежат сейчас в седьмой камере. Завтра будет допрос в присутствии посредницы Бережной.

— Её мы трогать сейчас не будем, — сказал Александр Павлович. — Пусть тихо-мирно летит домой. А вот потом, когда урки дадут признательные показания, мы отправим копии всех бумаг, включая написанную самой Людмилой, где она заказчиком назвала директора фабрики Мещерякова, пошлём диппочтой в московскую областную прокуратуру. Там, в Москве, их осудят и посадят. А наших мы посадим здесь.

— Вообще-то её тоже надо «приземлить», — задумался командир. — Она что, к поджогу отношения не имеет?

— Директор мог послать любого «попугая», — засмеялся Малович. — Но инициатором поджога она не может быть. Инициатор сроду сам не поедет блатных искать и уговаривать на поджог. Да и не её это уровень — решать задачи по уничтожению конкурента. Она сама не посмела бы. Да потом, Ефимыч, в Москве вместе с директором её всё равно за решетку спрячут на пару лет. А его — на десять минимально.