Волчина позорный

Дома вечером было весело. Приехал брат Борис с Аней своей и их взрослый сын Славка. В двадцать два года он имел первый взрослый разряд по легкоатлетическому десятиборью и живописно рассказывал о последнем первенстве республики, где он стал бронзовым призёром. Шура слушал и вспоминал как он шестилетнего Славку без родительского благословления за руку отвёл в секцию лёгкой атлетики, поскольку сам был в ней мастером спорта СССР и другой судьбы для любимого племянника не видел и не желал.

Борис играл на баяне, который Шура купил себе домой, но специально для брата. Чтобы он свой не таскал. Инструмент-то нежный. Не наковальня или тиски слесарные. Женщины смотрели болгарский журнал мод и хохотали над смешными фасонами платьев, тыча в них пальцами и пытаясь подсунуть эту «жуть» на глаза мужьям.

Пили сухое вино «цинандали», ели сибирские пельмени и весело ругали шестиклассника Виталика за то, что он не отличал переменный ток от постоянного. Борис с семьёй заночевал у Шуры, а рано утром Малович младший как шпион пробрался в зал, оделся в костюм вчерашний, галстук повязал на голубую рубаху, обулся в туфли, накинул полушубок с шапкой и, прихватив полный бумаг портфель, побежал по холодку к «москвичу»

Хромого с Наждаком привели в допросную ровно в девять. На пять минут опоздала Бережная. Урки с похмелья имели страшный вид. У обоих огромные мешки под глазами, сухие в трещинах рты и перекошенные горбатые тела. Они уже понимали, где находятся, озирались на окна с решетками и вчерашних компаньонов по питью «Колоса». Людмила загримировала себя так добротно, что алые губы и цвет загара от тонального крема на свежем лице убеждали, что сейчас не январь, а июль. И что не в КПЗ они ждут финала раскрытого преступления, а тешатся на пляже под жгучим солнцем над Сочи.

— В общем, такое дело, — начал Лысенко. — Ваш вчерашний собутыльник — это наш лучший оперативник, майор Малович Александр Павлович. Пятьсот семьдесят восемь задержаний в одиночку вооруженных преступников.

— Я чувствовал, что он «мусор», прошептал Наждак. — Седьмым чувством.

— Да хрена теперь! — подытожил хромой.

Шура достал все бумаги и дал их для изучения бандитам. Там его рапорт был, и признательное показание Бережной. Расписки уркаганов. Ну и по мелочи всякие: справки из зоны, командировочное удостоверение Людмилы и десять фотографий сожженных складов, сделанных криминалистами.

— Встаньте, — мягко сказал Шура бандитам. — Деньги достаньте.

Хромой и Наждак попытались достать пачки купюр, но мешали наручники.

— Блин. Я ж тоже маленько пил вчера, — засмеялся Малович и браслеты расстегнул. Положил в карман. — Потому наручники снять забыл.

Деньги положили на стол. Шура развязал парням ноги.

— К столу. Пересчитайте деньги.

— Ну, пересчитывали же вчера. А «мусорам» грязные бабки тырить впадлу, — зевнул Хромой. — Знаю, что вы и копейки не взяли.

— Тогда в правом углу каждой купюры найдите маленькую букву «п»

— Ну, нашли, — разглядывал деньги Наждак. — И чё?

— Деньги меченые. «п» — это «поджог». Мы приобщаем их к делу как вещдоки, — Шура сложил деньги в конверт и поместил в общую папку. — Расписки говорят о том, что вы деньги получили за работу. В объяснительной Людмилы Михайловны сказано, что за эту сумму она наняла вас на разовую работу — поджечь склады комбината. В расписках вы подтверждаете, что работу выполнили и оговоренную сумму получили. А вот свидетельское показание охранника «вохра». Тут сказано, что зам начальника складов догнал не хромого, а другого, невысокого, крепкого. И что этот второй у него на глазах финкой несколько раз ударил его в живот, от чего он скончался на месте. Копия свидетельства о смерти и справка экспертов о том, что смерть наступила от девяти колото-резаных ранений. Были разрушены жизненно важные органы. Кишечник и печень.

— Где нож? — спросил Лысенко.

— Да где ему быть? — Шура как фокусник достал из кармана завёрнутый в платок нож Наждака. — Я его ещё вчера забрал у пьяного Лёни. На ручке его пальчики остались.

— Этим «финаком» ты его зарезал? — Шура держал нож на ладони. — Или наших экспертов позвать? Пусть отпечатки снимут.

— Не надо экспертов, — Наждак сел на скамейку. — На себя беру. Тут не отвертишься.

— В общем, орлы, у вас как всегда — два варианта. — Подошел к ним подполковник Лысенко, — Первый — вы дуркуете, идёте в несознанку, поёте нам, что пьяные были и не помните что творили. Тогда мы все бумаги используем в суде и Хромому светит пятнашка за диверсию на государственном, стратегически важном объекте. А Наждаку то же самое плюс убийство сотрудника МВД на посту — это высшая мера. Вариант два. Давай ты, Шура.

— Вы садитесь и пишете полное признательное показание, и указываете, что излагаете все факты добровольно, без принуждения, а в целях помощи следствию. И всё листах на трёх расписываете. Тогда Хромому семь лет примерно, а Наждак может получить пятнадцать лет общего режима. Без расстрела. Жить хочешь, Наждак?

Леонид кивнул — Вот, бляха, заработали денежек…